Глава XI ОПРЕДЕЛЕНИЕ ТЕРМИНОВ

672       Может быть, читателю покажется излишним, что к тексту моего исследования я прибавляю отдельную главу, посвященную определению понятий. Но долгий опыт убедил меня в том, что именно в психологических исследованиях даже самое бережное обращение с поня­тиями и выражениями не может быть чрезмерным, потому что именно в области психологии, как нигде, встречается величайшее разнообразие в определении понятий, которое нередко является поводом для самых упорных недоразумений. Эта неурядица происходит, по-видимому, не только оттого, что психология — на­ука еще молодая, но и оттого, что материал опыта, материал научного рассмотрения не может быть под­несен к глазам читателя в конкретном виде. Психолог-исследователь снова и снова чувствует себя вынужден­ным изображать наблюдаемую им действительность в пространных и опосредствующих, иносказательных описаниях. О прямой передаче может быть речь лишь постольку, поскольку сообщаются элементарные фак­ты, доступные подсчету и измерению. Но многое ли в области действительной психологии человека пережи­вается и наблюдается как факт, доступный счету и измерению? Такие фактические данные существуют, и я думаю, что, именно, моими работами об ассоциаци­ях* я доказал, что количественному измерению до­ступны и очень сложные психологические факты. Но тот, кто глубже проник в сущность психологии и предъ-

* lung К. G., Diagnostische Assoziationsstudien. Leipzig, 1911; или: JungK. G., Studies in Word-Association. 1918. или: «Диагностические исследования ассоциаций» в кн.: Юнг К. Г. Избранные труды по ана­литической психологии, том 3. 1939. Цюрих. С. 374-551

496

являет к психологии как науке более высокие требова­ния, а именно, чтобы она не только влачила жалкое существование, ограниченное пределами естественно­научной методики, тот, наверное убедился, в том, что экспериментальной методике никогда не удастся доста­точно правильно подойти к сущности человеческой ду­ши или хотя бы набросать приблизительно верную кар­тину сложных психических явлений.

673          Но как только мы покидаем область измеряемых  фактических данных, так оказываемся вынуждены пользоваться понятиями, которые должны заменить нам меру и число. Та определенность, которую мера и число придают наблюденному факту, может быть заме­нена только определенностью понятия, его точностью. И вот распространенные в наше время психологиче­ские понятия страдают, — как это слишком хорошо известно каждому исследователю и работнику в этой области, — столь большой неопределенностью и мно­гозначностью, что взаимное понимание становится почти невозможным. Стоит взять, хотя бы для приме­ра, понятие «чувство» (Gefiihl) и постараться дать себе отчет в том, что только ни подразумевается под этим понятием, — и мы получим представление об измен­чивости и многозначности психологических понятий. И все же это понятие выражает нечто характерное, такое, что хотя и недоступно измерению и исчислению, одна­ко имеет уловимое существование. Нельзя просто от­казаться от этого по примеру физиологической психо­логии Вундта, нельзя отвергнуть столь существенные и фундаментальные явления и поискать им замену элементарными фактами или же разложить их на та­ковые. От этого прямо-таки утрачивается одна из глав­ных частей психологии.

 674         Во избежание такой неурядицы, созданной переоценкой естественно-научной методики, мы вынужде­ны прибегнуть к устойчивым понятиям. Правда, для установления таких понятий необходима совместная работа многих, необходим в некотором роде consensus gentium. Но так как это не столь прочно, а главное, не сразу достижимо, то каждый отдельный исследователь должен по крайней мере постараться придать своим понятиям некоторую устойчивость и определенность, чего он, по-видимому, лучше всего может достигнуть, выясняя значение всех использованных им понятий,

497

так чтобы каждый имел возможность видеть, что имен­но автор под ними подразумевает.

675       Отвечая такой потребности, я хотел бы ниже выяс­нить в алфавитном порядке главнейшие психологиче­ские понятия, употребляемые мной. При этом я просил бы читателя вспоминать во всех сомнительных случаях мои разъяснения. Само собой разумеется, что в этих объяснениях и определениях я хочу лишь дать отчет о том, в каком смысле я употребляю эти понятия, при­чем я совсем не хочу этим сказать, будто такое слово­употребление является при всех обстоятельствах един­ственно возможным или безусловно верным.

676 1. Абстракция — как на то указывает само слово — есть извлечение или отвлечение какого-нибудь содер­жания (какого-нибудь значения, общего признака и т.д.) из связного контекста, содержащего еще и другие элементы, комбинация которых, как нечто целое, яв­ляется чем-то неповторимым; . или индивидуальным и потому не поддающимся сравнению. Единоразность, своеобразие и несравнимость мешают познанию; сле­довательно, другие элементы, ассоциируемые с каким-то содержанием, воспринятым в качестве существенно­го, будут рассматриваться как иррелевантные, «не относящиеся к делу».

677        Поэтому абстракция, или абстрагирование, есть та форма умственной деятельности, которая освобождает это содержание от своих ассоциаций с иррелевантными элементами с помощью отличения его от них, или, другими словами, путем дифференциации (см.). В ши­роком смысле абстрактно все то, что извлечено из своей ассоциации с теми элементами, которые рассмат­риваются в качестве иррелевантных, несопринадлежа­щих представленному значению.

678        Абстрагирование есть деятельность, присущая психологическим функциям (см.) вообще. Существу­ет абстрагирующее мышление, равно как и чувство, ощущение и интуиция (см.). Абстрактное мышление выделяет какое-нибудь содержание, отличающееся мыслительными, логическими свойствами, из интел­лектуально иррелевантной среды. Абстрактное чувство делает то же самое с содержанием, характеризую­щимся своими чувственными оценками; это относится и к ощущению, и к интуиции. Существуют, следова­тельно, не только отвлеченные мысли, но и отвлеченные

498

чувства, которые Sully  (Сулли) обозначает как интеллектуальные,  эстетические и моральные.* Nahlowsky (Наловский) добавляет сюда все религиозные чувства.** Абстрактные чувства содействовали бы, в моем понимании, «высшим» или «идеальным» чувствам Наловского. Абстрактные чувства я отношу к той же группе, что и абстрактные мысли. Абстрактное ощу­щение следовало бы обозначить как эстетическое ощу- щение в противоположность к ощущению чувственному (см.), а абстрактную интуицию — как интуицию символическую в противоположность фантастической интуиции (см. фантазия и интуиция).

В данной работе я связываю понятие абстракции с 679 рассмотрением связанного с ним психоэнергетического процесса. Принимая по отношению к объекту абстра гирующую установку, я не позволяю объекту, как целому, воздействовать на меня; я концентрирую внима­ние на одной его части,  исключая все прочие иррелевантные. Моя задача состоит в том, чтобы осво­бодиться от объекта как единого и неповторимого це­лого и извлечь лишь одну из частей этого целого. Хотя осознание целого мне и дано, я тем не менее не углуб­ляюсь в это осознание, поскольку мой интерес не вли вается в целое, как таковое, а отступает от него, при­хватывая с собой выделенную из него часть и доставляя ее в мир моих понятий, мир, который уже готов или сконстеллирован для абстрагирования данной части объекта. (Я не могу абстрагироваться от объекта иначе, как при помощи субъективного установления поня­тий). «Интерес» я понимаю как энергию или либидо (см.), которой я наделяю объект как ценностью, или же которую объект привлекает к себе против моей воли или помимо моего сознания. Поэтому я представляю себе процесс абстракции наглядно, как отвлечение ли­бидо от объекта, как утекание ценности от объекта в субъективное абстрактное содержание. Для меня поэ­тому абстракция сводится к энергетическому обесцени­ванию объекта. Другими словами, абстракция есть ин тровертирующее движение либидо (см. интроверсия).

Я называю установку (см.) абстрагирующей тогда, 680 когда она, с одной стороны, имеет интровертный

* Sully J. The human mind. London, 1892. V.II, ch.16.

**  Nahlowsky J.  W. Das  Gefuhlsleben in seine wesentlicben Erscheinungen und Beziehungen. Leipzig, 1907. p.48

499

характер, а с другой — ассимилирует часть объекта, воспринятую в качестве существенной, абстрактными содержаниями, имеющимися в распоряжении субъекта. Чем абстрактнее содержание, тем более оно непред­ставимо. Я примыкаю к кантовскому пониманию, со­гласно которому понятие тем абстрактнее, чем «больше в нем опущено отличий, присущих вещам»* в том смысле, что абстракция на ее высшей ступени абсолют­но удаляется от объекта и, тем самым, достигает пол­нейшей непредставимости, такую абстракцию я назы­ваю идеей (см.). Напротив, абстракция, которая обладает еще представимостью или созерцаемостью, является конкретным (см.) понятием.

2. Анима/анимус. см. душа; душевный образ

681 3. Апперцепция. Психический процесс, благодаря ко­торому новое содержание настолько приобщается к уже имеющимся содержаниям, что его обозначают, как по­нятое, постигнутое или ясное.** Различают активную и пассивную апперцепцию; первая есть процесс, при котором субъект от себя, по собственному побуждению, сознательно, со вниманием воспринимает новое содер­жание и ассимилирует его другими имеющимися наго­тове содержаниями; апперцепция второго рода есть процесс, при котором новое содержание навязывается сознанию извне (через органы чувств) или изнутри (из бессознательного), и до известной степени принуди­тельно завладевает вниманием и восприятием. В пер­вом случае акцент лежит на деятельности эго (см.), во втором - на деятельности нового само-навязывающегося содержания.

682 4. Архаизм. Словом «архаизм» я обозначаю древний характер психических содержаний и функций. При этом речь идет не об архаической древности, созданной в виде подражания, как, например, римская скульпту­ра позднейшего периода или «готика» XIX века, но о свойствах, носящих характер сохранившегося остат­ка. Такими свойствами являются все психологические черты, по существу согласующиеся со свойствами при­митивного душевного уклада. Ясно, что архаизм прежде всего присущ фантазиям, возникающим из бессозна­тельного, т. е. тем плодам бессознательного фантазирования,

* Кант. Логика, параграф 6.

** Wundt, Grundzuge der physiologischen psychologic, I, p. 322.

500

которые доходят до сознания. Качество образа является тогда архаическим, когда образ имеет несом­ненные мифологические параллели. Архаическими яв­ляются ассоциации по аналогии, создаваемые бессоз­нательной фантазией, так же как и ее символизм. Архаизм есть отождествление с объектом — мистиче­ское соучастие (см.). Архаизм есть конкретизм мыш­ления и чувства. Далее архаизм есть навязчивость и неспособность владеть собой. Архаизм есть слитное смещение психологических функций между собой, в противовес дифференциации (см.), — например слия­ние мышления с чувством, чувства с ощущением, чув­ства с интуицией, а также слияние частей одной и той же функции (например, цветовой слух), и то, что Блейлер называет амбитенденцией и амбиваленцией, т. е. состоянием слияния с противоположностью, на­пример какого-нибудь чувства с чувством, ему проти­воположным.

5.   Архетип* см. образ, изначальный; а также идея.

 683 6. Ассимиляция. А.- есть уподобление нового содержания сознания уже имеющемуся обработанному (сконстеллированному) субъективному материалу,** причем особо выделяется сходство нового содержания с уже имеющимся, иногда даже в ущерб независимым качествам нового.*** В сущности, ассимиляция есть процесс апперцепции (см.), отличающийся, однако, эле­ментом уподобления нового содержания субъективному материалу. В этом смысле Вундт говорит:

 684         Такой способ оформления (т. е. ассимиляции) выступает в представлениях особенно наглядно тогда, когда ассимилирующие элементы возникают путем воспроизведения, а ассимилированные — путем непос­редственного чувственного впечатления. Тогда элемен­ты образных воспоминаний как бы вкладываются во внешний объект, так что состоявшееся чувственное восприятие является в качестве иллюзии, обманываю­щей нас относительно настоящего свойства вещей, и это бывает особенно в тех случаях, когда объект и

* Структура архетипа всегда была центральным ключевым мо­ментом в разработках Юнга, но формулировка этого понятия появи­лась лишь по истечении многих лет. — Прим, редакт. немецкого изда­ния Собрания сочинений Юнга, GW.

** Wundt, Logik,!, 20,

*** Lipps, Leitfaden der Psychologic., 2,Aufl., p.104.

501

воспроизведенные элементы значительно отличаются друг от друга.* Я пользуюсь термином ассимиляция в несколько расширенном смысле, а именно в смысле уподобляющего приспособления объекта к субъекту во­обще, и противопоставляю этому диссимиляцию (см.), как уподобляющее приспособление субъекта к объекту и отчуждение субъекта от самого себя в пользу объекта, будь то внешний объект или же объект «психологиче­ский», как например какая-либо идея. 685 7. Аффект. Под аффектом следует разуметь состоя­ние чувства, отличающееся, с одной стороны, заметной иннервацией тела, с другой стороны, своеобразным на­рушением процесса представления.** Эмоция является для меня синонимом аффекта. В противоположность Блейлеру (см. аффективность), я отличаю чувство от аффекта, хотя оно и переходит в аффект незаметно, ибо каждое чувство, достигнув известной силы, вызы­вает телесные иннервации и тем самым становится аффектом. Но из практических соображений было бы правильно отличать аффект от чувства ввиду того, что чувство может быть произвольно управляемой функ­цией, тогда как аффект, по общему правилу , не таков. Точно так же аффект ясно отличается от чувства и заметной телесной иннервацией, тогда как чувство в большинстве случаев не сопровождается этими иннер-вациями, или же они бывают столь малой интенсивно­сти, что их присутствие можно доказать лишь с по­мощью очень тонких инструментов, например при помощи психогальванического феномена. Аффект уси­ливается от ощущения вызванных им самим телесных иннервации. Это наблюдение повело к теории аффекта Джемса-Ланге, которая вообще причинно выводит аф­фект из телесных иннервации. В противоположность такому крайнему объяснению я понимаю аффект, с одной стороны, как психическое состояние чувства, с другой стороны, как физиологическое состояние иннер­вации; то и другое усиливается во взаимодействии, т. е. к усилившемуся чувству присоединяется еще компо­нент ощущения, благодаря которому аффект более приближается к ощущениям (см. ощущение) и сущест­венно отличается от состояния чувства. Ярко выражен-

* Wundt, Grundzuge, III, p.529.

** Там же.

502

ные аффекты, т. е. сопровождающиеся сильной телес­ной иннервацией тела, я не причисляю к сфере функ­ций чувства, а отношу к сфере функций ощущения (см. функция).

686 8. Аффективность. Понятие, введенное Блейлером. Аффективность обозначает и объединяет «не только аффекты в собственном смысле слова, но и легкие чувства и оттенки чувств удовольствия и неудовольст­вия».* Блейлер отличает от эффективности, с одной стороны, чувственные ощущения и другие телесные ощущения, с другой стороны, — «чувства», которые могут рассматриваться как внутренние процессы восп­риятия (например, чувство уверенности, чувство веро­ятности и т.д.) или как неясные (или распознаватель­ные) мысли.**

687 9. Бессознательное. Понятие бессознательного есть  для меня понятие исключительно психологическое, а не философское в смысле метафизическом. Бессозна­тельное есть, по-моему, предельное психологическое понятие, покрывающее все те психические содержания или процессы, которые не осознаются, т. е. которые не отнесены воспринимаемым образом к нашему эго (см.). Право говорить вообще о существовании бессознатель­ных процессов я извлекаю исключительно и единствен­но из опыта, и притом прежде всего из психопатологи­ческого опыта, который с несомненностью показывает, что, например, в случае истерической амнезии, эго ничего не знает о существовании обширных психиче­ских комплексов, но что простой гипнотический прием оказывается в состоянии через минуту довести до пол­ной репродукции утраченное содержание.

688          Из тысяч таких наблюдений было выведено право  говорить о существовании бессознательных психиче­ских содержаний. Вопрос о том, в каком состоянии находится бессознательное содержание, пока оно не присоединено к сознанию, не поддается никакому по­знавательному разрешению. Поэтому совершенно из­лишне делать какие бы то ни было предположения на этот счет. К таким фантазиям принадлежит предполо­жение о церебрации, о физиологическом процессе и т.д. Точно так же совершенно невозможно указать, каков объем бессознательного, т. е. какие содержания оно включает в себя. Эти вопросы решает только опыт.

* Bleuler. Affektivitat, Suggestibilitat, Paranoia, 1906, p.6.

** Там же, р. 13ff.

503

 

689        На основании опыта мы знаем прежде всего, что сознательные содержания, утрачивая свою энергетиче­скую ценность, могут становиться бессознательными. Это нормальный процесс забывания. О том, что эти содержания не просто пропадают под порогом сознания, мы знаем на основании того опыта, что при благоприят­ных обстоятельствах они могут всплыть из погружения даже через десятки лет, например в сновидении, в состоянии гипноза, в форме криптомнезии, или же благодаря освежению ассоциаций, связанных с забы­тым содержанием.* Далее, опыт учит нас, что созна­тельные содержания могут попадать под порог созна­ния, не слишком много теряя в своей ценности, путем интенционального забывания, которое Фрейд называет вытеснением тягостных содержаний. Подобное же яв­ление возникает при диссоциации личности, при разло­жении целостности сознания вследствие сильного аффек­та или в результате нервного шока, или же при распаде личности в шизофрении. (Блейлер).

690        Мы знаем также из опыта, что чувственные пер­цепции вследствие их малой интенсивности или вслед­ствие уклонения внимания не доходят до сознательной апперцепции (см.) и все-таки становятся психически­ми содержаниями благодаря бессознательной аппер­цепции, что опять-таки может быть доказано, напри­мер, гипнозом. То же самое может происходить с известными умозаключениями и другими комбинаци­ями, которые вследствие своей слишком незначитель­ной ценности или вследствие уклонения внимания, ос­таются бессознательными. Наконец, опыт учит нас и тому, что существуют бессознательные психические сочетания, например мифологические образы, которые никогда не были предметом сознания и, следовательно, возникают всецело из бессознательной деятельности.

691        В этих пределах опыт дает нам основание для при­знания существования бессознательных содержаний. Но опыт ничего не может поведать нам о том, чем может быть бессознательное содержание.

* К. Г. Юнг. Психология и патология так называемых оккультных явлений (1902 г.). / Избранные труды по аналитической психологии. Цюрих, 1939. С. 1-84. «Криптомнезия».

504

Было бы праздным делом высказывать об этом предположения, потому что невозможно обозреть все, что только могло бы быть бессознательным содержанием. Где лежит ни­зший предел сублиминальных чувственных перцеп­ций? Существует ли какое-либо мерило для тонкости или пределов бессознательных комбинаций? Когда за­бытое содержание окончательно угасло? На все эти вопросы ответов нет.

 692         Но уже приобретенный нами опыт о природе бессознательных содержаний все же позволяет нам уста­новить некоторое общее их подразделение. Мы можем различать личное бессознательное, охватывающее все приобретения личного существования, и в том числе забытое, вытесненное, воспринятое под порогом созна­ния, подуманное и прочувствованное. Но наряду с эти­ми личными бессознательными содержаниями сущест­вуют и другие содержания, возникающие не из личных приобретений, а из наследственной возможности пси­хического функционирования вообще, именно из на­следственной структуры мозга. Таковы мифологиче­ские сочетания, мотивы и образы, которые всегда и всюду могут возникнуть вновь помимо исторической традиции или миграции. Эти содержания я называю коллективно-бессознательными.  Подобно тому как сознательные содержания участвуют в определенной деятельности, так участвуют в ней и бессознательные содержания, как показывает нам опыт. Как из созна­тельной психической деятельности возникают извест­ные результаты или продукты, точно так же создаются продукты и в бессознательной деятельности, например сновидения и фантазии (см.). Было бы праздным делом предаваться спекулятивным соображениям о том, сколь велико участие сознания, например, в сновиде­ниях. Сновидение является, представляется нам, мы не создаем его. Конечно, сознательная репродукция, или даже уже восприятие, изменяет в нем многое, однако не отменяя того основного факта, что здесь имеет место некое творческое возбуждение, возникающее из бес­сознательного.

 693         Функциональное отношение бессознательных процессов к сознанию мы можем назвать компенсацион­ным (см. компенсация), потому что, согласно опыту, бессознательный процесс вызывает наружу тот субли-минальный материал, который констеллирован состоянием

505

сознания, значит, все те содержания, которые, если бы все было осознано, не могли бы отсутствовать в сознательной картине общей ситуации. Компенсаци­онная функция бессознательного выступает на свет тем отчетливее, чем односторонней оказывается сознатель­ная установка,, чему патология дает богатые примеры. 10. Влечение (см. инстинкт.)

694 11. Воля. Под волей я понимаю ту сумму психической энергии, которой располагает сознание. Согласно это­му, волевой процесс был бы процессом энергетическим, вызываемым сознательной мотивацией. Поэтому пси­хический процесс, обусловленный бессознательной мо­тивацией, я бы не назвал волевым процессом. Воля есть психологический феномен, обязанный своим существо­ванием культуре и нравственному воспитанию, но в высокой степени отсутствующий в примитивной мен­тальности.

12. Вчувствование (см. эмпатия.)

13. Диссимиляция  (см. ассимиляция.)

695 14. Дифференциация. Означает развитие отличий, вы­деление частей из целого. В данном труде я пользуюсь понятием дифференциации, главным образом, примени­тельно к психологическим функциям. Пока одна функ­ция настолько еще слита с другой или с несколькими другими функциями, например мышление с чувством, или чувство с ощущением, что не может выступать са­мостоятельно, она пребывает в архаическом (см.) состо­янии, она не дифференцирована, т. е. не выделена из целого как особая часть и не имеет, как таковая, само­стоятельного существования. Недифференцированное мышление не может мыслить отдельно от других функ­ций, т. е. к нему всегда примешиваются ощущение или чувство, или интуиция — точно так же недифференци­рованное чувство смешивается с ощущениями и фанта­зиями, как например в сексуализации (Фрейд) чувства и мышления при неврозе. Недифференцированная фун­кция, по общему правилу, характеризуется еще и тем, что ей присуще свойство амбивалентности и амбитенден-тности (раздвоения чувств и двойственной направленно­сти),* т. е. когда каждая ситуация явно несет с собой свое отрицание, откуда и возникают специфические

* Bleuler. Die negative Suggestibilitat / Psychiatrisch-neurologische Wochenschrift, том 6, p. 249 ff.

506

задержки при  пользовании недифференцированной функцией.  Недифференцированная функция имеет слитный характер и в своих отдельных частях; так, например, недифференцированная способность ощуще­ния страдает от смешения отдельных сфер ощущения ("цветной слух"); недифференцированное чувство — от смешения любви и ненависти. Поскольку какая-нибудь функция является совершенно или почти неосознан­ной, постольку она и не дифференцирована, но слита как в своих отдельных частях, так и с другими функ­циями. Дифференциация состоит в обособлении одной функции от других функций и в обособлении отдельных ее частей друг от друга. Без дифференциации невоз­можно направление, потому что направление функции или соответственно ее направленность покоятся на обо­соблении ее и на исключении всего не сопринадлежащего. Слияние с иррелевантным делает направленность невозможной — только дифференцированная функция оказывается способной к определенному направлению. 15. Душа. [Психическое, психика, личность, персона, 696 анима] В процессе моих исследований, посвященных структуре бессознательного, мне пришлось установить логическое различие между душой и психическим. Под психическим или психикой я понимаю целокупность всех психических процессов, как сознательных, так и бессознательных. Со своей стороны, под душой я мыс­лю определенный, обособленный функциональный комплекс, который лучше всего было бы охарактеризо­вать как «личность». Для более ясного описания того, что я при этом имею в виду, я должен привлечь сюда еще некоторые точки зрения. Так, в частности, явле­ние сомнамбулизма, раздвоенного сознания, расщеплен­ной личности и т. д., в исследовании которых наибольшие заслуги принадлежат французским ученым, привели нас к той точке зрения, по которой в одном и том же индивиде может существовать множество личностей.

[Душа как функциональный комплекс или «личность» ]

 697         Ясно и без дальнейших объяснений, что у нормального индивида никогда не обнаруживается такое умно­жение личностей; однако возможность диссоциации личности, подтвержденная этими случаями, могла бы существовать и в сфере нормальных явлений, хотя бы

507

г

698

в виде намека. И, действительно, несколько более зорко­му психологическому наблюдению удается без особых затруднений усмотреть наличность хотя бы зачаточных следов расщепления характера даже у нормальных ин­дивидов. Достаточно, например, внимательно пона­блюдать за кем-нибудь при различных обстоятельст­вах, чтобы открыть, как резко меняется его личность при переходе из одной среды в другую, причем каждый раз выявляется .резко очерченный и явно отличный от прежнего характер. Поговорка «со своими лается, а к чужим ласкается» (Gassenengel — Hausteufel) форму­лирует, отправляясь от повседневного опыта, именно явление такого расщепления личности. Определенная среда требует и определенной установки. Чем дольше и чем чаще требуется такая соответствующая среде установка, тем скорее она становится привычной. Очень многие люди из образованного класса по боль­шей части вынуждены вращаться в двух совершенно различных средах — в домашнем кругу, в семье и в деловой жизни. Эти две совершенно различные обста­новки требуют и двух совершенно различных устано­вок, которые, смотря по степени идентификации (см.) эго с каждой данной установкой, обусловливают удво­ение характера. В соответствии с социальными услови­ями и необходимостями социальный характер ориенти­руется, с одной стороны, на ожиданиях и требованиях деловой среды, с другой стороны — на социальных наме­рениях и стремлениях самого субъекта. Обыкновенно домашний характер слагается скорее согласно душев­ным запросам субъекта и его потребностям в удобстве, почему и бывает так, что люди, в общественной жизни чрезвычайно энергичные, смелые, упорные, упрямые и беззастенчивые, дома и в семье оказываются добро­душными, мягкими, уступчивыми и слабыми. Который же характер есть истинный, где же настоящая лич­ность? На этот вопрос часто невозможно бывает отве­тить.

Эти рассуждения показывают, что расщепление ха­рактера вполне возможно и у нормального индивида. Поэтому мы с полным правом можем обсуждать вопрос о диссоциации личности и как проблему нормальной психологии. По моему мнению, — если продолжать наше исследование, — на поставленный вопрос следует отвечать так, что у такого человека вообще нет настоящего

508

характера, что он вообще не индивидуален (см.), а коллективен (см.), т. е. соответствует общим обсто­ятельствам, отвечает общим ожиданиям. Будь он ин­дивидуален, он имел бы один и тот же характер при всем различии в установке. Он не был бы тождествен с каждой данной установкой и не мог бы, да и не хотел бы, препятствовать тому, чтобы его индивидуальность выражалась так, а не иначе как в одном, так и в другом состоянии. В действительности он индивидуален, как и всякое существо, но только бессознательно. Своей более или менее полной идентификацией с каждой данной ус­тановкой он обманывает по крайней мере других, а часто и самого себя, относительно того, каков его настоящий характер; он надевает маску, о которой он знает, что она соответствует, с одной стороны, его собственным намере­ниям, с другой — притязаниям и мнениям его среды, причем преобладает то один, то другой момент.

[Душа как персона ]

699          Эту маску, т.е. принятую ad hoc установку, я назвал  «персоной» — термин, которым обозначалась маска древ­него актера. Человека, который отождествляется с такой маской, я называю «личным» в противоположность «ин­дивидуальному».

700          Обе вышеупомянутые установки представляют две  коллективные «личности», которые мы суммарно обоз­начим одним именем «персоны». Я уже указал выше, что настоящая индивидуальность отлична от них обе­их. Итак, персона есть комплекс функций, создавшийся на основах приспособления или необходимого удобства, но отнюдь не тождественный с индивидуальностью. Комплекс функций, составляющий персону, относится исключительно к объектам. Следует достаточно четко отличать отношение индивида к объекту от его отно­шения к субъекту. Под «субъектом» я разумею прежде всего те неясные, темные побуждения чувства, мысли и ощущения, которые не притекают с наглядностью из непрерывного потока сознательных переживаний, свя­занных с объектом, но которые всплывают, чаще ме­шая и задерживая, но иногда и поощряя, из темных внутренних недр, из глубоких дальних областей, лежа­щих за порогом сознания, и в своей совокупности сла­гают наше восприятие жизни бессознательного.

509

Бессознательное есть субъект, взятый в качестве «внутренне­го» объекта. Подобно тому, как есть отношение к внеш­нему объекту, внешняя установка, так есть и отноше­ние к внутреннему объекту, внутренняя установка. Понятно, что эта внутренняя установка вследствие ее чрезвычайно интимной и трудно доступной сущности является гораздо менее известным предметом, чем внешняя установка, которую каждый может видеть без всяких затруднений. Однако мне кажется что получить понятие об этой внутренней установке вовсе не так трудно. Все эти, так называемые случайные заторы, причуды, настроения, неясные чувства и отрывки фан­тазий, подчас нарушающие сосредоточенную работу, а иногда и отдых самого нормального человека, проис­хождение которых мы рационалистически сводим то к телесным причинам, то к другим поводам, основаны обыкновенно вовсе не на тех причинах, которым их приписывает сознание, а суть восприятия бессозна­тельных процессов. К таким явлениям принадлежат, конечно, и сновидения, которые, как известно, часто сводятся к таким внешним и поверхностным причинам, как расстройство пищеварения, лежание на спине и т. п., хотя такое объяснение никогда не выдерживает более строгой критики. Установка отдельных людей по отношению к этим явлениям бывает самая различная. Один совсем не позволяет своим внутренним процессам влиять на себя, он может, так сказать, совершенно отрешаться от них, другой же в высокой степени под­вержен их влиянию; еще при утреннем вставании ка­кая-нибудь фантазия или какое-нибудь противное чув­ство портят такому человеку на весь день настроение; неясное, неприятное ощущение внушает ему мысль о скрытой болезни, сновидение вызывает у него мрачное предчувствие, хотя он, в общем, вовсе не суеверен. Напротив, другие люди лишь эпизодически подвержены таким бессознательным побуждениям или же только изве­стной их категории. У кого-то они, может быть, и вообще никогда не доходили до сознания в качестве чего-то, о чем можно было бы думать, для другого же они являются темой ежедневных размышлений. Один оценивает их физиоло­гически или же приписывает их поведению своих ближ­них, другой находит в них религиозное откровение.

Эти совершенно различные способы обращаться с побуждениями бессознательного столь же привычны

510

для отдельных индивидов, как и установки по отноше­нию к внешним объектам. Поэтому внутренняя уста­новка соответствует столь же определенному комплек­су функций, как и внешняя установка. В тех случаях, когда внутренние психические процессы, по-видимо­му, совершенно оставляются без внимания, типичная внутренняя установка отсутствует столь же мало, сколь мало отсутствует типичная внешняя установка в тех случаях, когда постоянно оставляется без внимания внешний объект, реальность фактов. В этих последних, далеко не редких случаях персона характеризуется не­достатком соотнесенности, связанности, иногда даже слепой неосмотрительности, опрометчивости, склоня­ющейся лишь перед жестокими ударами судьбы. Не­редко именно данные индивиды с ригидной персоной отличаются такой установкой к бессознательным про­цессам, которая крайне восприимчива к исходящим от них влияниям. Насколько они с внешней стороны не­податливы и недоступны для влияния, настолько же они мягки,  вялы и податливы по отношению к их внутренним процессам. Поэтому в таких случаях внут­ренняя установка соответствует внутренней личности, диаметрально противоположной личности внешней. Я знаю, например, человека беспощадно и слепо разру­шившего жизненное счастье своих близких, но преры­вающего важную деловую поездку, чтобы насладиться красотой лесной опушки, замеченной им из вагона железной дороги. Такие же или похожие случаи изве­стны, конечно, каждому, так что у меня нет надобно­сти нагромождать примеры.

[Душа как анима ]

 702         Повседневный опыт дает нам такое же право говорить о внешней личности, какое он дает нам призна­вать существование личности внутренней. Внутренняя личность есть тот вид и способ отношения к внутрен­ним психическим процессам, который присущ данному человеку; это есть та внутренняя установка, тот харак­тер, которым он обращен к бессознательному. Внешнюю установку, внешний характер я называю персоной; внут­реннюю установку, внутреннее лицо я обозначаю сло­вом анима или душа. В той мере, в какой установка привычна, она есть более или менее устойчивый

511

комплекс функций, с которым эго может более или менее отождествляться. Наш повседневный язык выражает это весьма наглядно: когда кто-нибудь имеет привыч­ную установку на определенные ситуации, привычный способ действия, то обыкновенно говорят: «он совсем другой, когда делает то или это». Этим вскрывается самостоятельность функционального комплекса при привычной установке: дело обстоит так, как если бы другая личность овладевала индивидом, как если бы в него «вселялся иной дух». Внутренняя установка, ду­ша, требует такой же самостоятельности, которая очень часто соответствует внешней установке. Это один из самых трудных фокусов воспитания — изме­нить персону, внешнюю установку. Но столь же трудно изменить и душу, потому что обыкновенно ее структу­ра столь же крайне спаяна, как и структура персоны. Подобно тому как персона есть существо, составляющее нередко весь видимый характер человека и, в известных случаях, неизменно сопутствующее ему в течение всей его жизни, так и душа его есть определенно ограниченное существо, имеющее подчас неизменно устойчивый и са­мостоятельный характер. Поэтому нередко душа пре­красно поддается характеристике и описанию.

Что касается характера души, то, по моему опыту, можно установить общее основоположение, что она в общем и целом дополняет внешний характер персоны. Опыт показывает нам, что душа обыкновенно содержит все те общечеловеческие свойства, которых лишена сознательная установка. Тиран, преследуемый тяже­лыми снами, мрачными предчувствиями и внутренни­ми страхами, является типичной фигурой. С внешней стороны бесцеремонный, жесткий и недоступный, он внутренне поддается каждой тени, подвержен каждому капризу так, как если бы он был самым несамостоя­тельным, самым легко определимым существом. Сле­довательно, его анима (душа) содержит те общечело­веческие свойства определяемое™ и слабости, которых совершенно лишена его внешняя установка, его «пер­сона». Если «персона» интеллектуальна, то душа, на­верно, сентиментальна. Характер души влияет также и на половой характер, в чем я не раз с несомненностью убеждался. Женщина, в высшей степени женственная, обладает мужественной душой; очень мужественный мужчина имеет женственную душу. Эта

512

противоположность возникает вследствие того что, например, мужчина вовсе не вполне и не во всем мужественней, но обладает и некоторыми женственными чертами. Чем мужественнее его внешняя установка, тем больше из нее вытравлены все женственные черты; поэтому они появляются в его душе. Это обстоятельство объяс­няет, почему именно очень мужественные мужчины подвержены характерным слабостям: к побуждениям бессознательного они относятся женски податливо и мягко подчиняются их влияниям. И наоборот, именно самые женственные женщины часто оказываются в из­вестных внутренних вопросах неисправимыми, настой­чивыми и упрямыми, обнаруживая эти свойства в та­кой интенсивности, которая встречается только во внешней установке у мужчин. Эти мужские черты, будучи исключенными из внешней установки у жен­щины, стали свойствами ее души.

704          Поэтому, если мы говорим у мужчины об аниме, то у  женщины мы, по справедливости, должны были бы гово­рить об анимусе, чтобы дать женской душе верное имя.

 705         Что касается общечеловеческих свойств, то из характера «персоны», можно вывести характер души. Все, что в норме должно было бы встречаться во внешней установке, но что странным образом в ней отсутствует, находится, несомненно, во внутренней установке. Это основное правило, всегда подтверждающееся в моем опыте. Что же касается индивидуальных свойств, то в этом отношении нельзя делать никаких выводов Если у мужчины в общем во внешней установке преобладает или, по крайней мере считается идеалом, логика и предметность, то у женщины — чувство. Но в душе оказывается обратное отношение: мужчина внутри чувствует, а женщина — рассуждает. Поэтому мужчина легче впадает в полное отчаяние, тогда как женщина все еще способна утешать и надеяться; поэтому мужчина чаще лишает себя жизни, чем женщина. Насколько легко женщина становится жертвой социальных усло­вий, например в качестве проститутки, настолько муж­чина поддается импульсам бессознательного, впадая в алкоголизм и другие пороки. Если кто-нибудь тожде­ствен со своей персоной, то его индивидуальные свойства ассоциированы с душой. Из этой ассоциации возникает символ душевной беременности, часто встречающийся в сновидениях и опирающийся на изначальный образ

17 к. г. юнг 513

рождения героя. Дитя, которое должно родиться, обоз­начает в этом случае индивидуальность, еще не присут­ствующую в сознании.

706        Тождество с «персоной» автоматически обуславли­вает бессознательное тождество с душой, ибо, если субъект, «я» не отличен от «персоны», то он не имеет сознательного отношения к процессам бессознательно­го. Поэтому он есть не что иное, как эти самые про­цессы, — он тождествен с ними. Кто сам безусловно сливается со своей внешней ролью, тот неизбежно под­падает под власть внутренних процессов, т. е. при известных обстоятельствах он неизбежно пойдет напе­рекор своей внешней роли или же доведет ее до абсур­да. (См. энантиодромия). Это конечно, исключает ут­верждение индивидуальной линии поведения, и жизнь протекает в неизбежных противоположностях. В этом случае душа всегда бывает проецирована в соответст­вующий реальный объект, к которому создается отно­шение почти безусловной зависимости. Все реакции, исходящие от этого объекта, действуют на субъекта непосредственно, изнутри захватывая его. Нередко это принимает форму трагических связей.

707 16. Душевный образ. Определенная разновидность пси­хических образов (см. образ), создаваемых бессозна­тельным. Подобно тому как «персона»(см.), т. е. внеш­няя установка, бывает представлена во сне в образах тех лиц, у которых данные свойства особенно резко выражены, так и душа или анима/анимус, т. е. внут­ренняя установка, изображается бессознательным в об­разах тех лиц, которые обладают соответствующими душе качествами. Такой образ называется душевным образом. Подчас это бывают совершенно неизвестные или мифологические лица. Обычно у мужчин бессоз­нательное изображает душу в виде женского лица — анимы, у женщин в виде мужского — анимуса. В тех случаях, когда индивидуальность (см.) бессознательна и поэтому ассоциирована с душой, душевный образ бывает того же пола, как и сам человек. Во всех тех случаях, где имеется тождество с «персоной» (см. душа) и где, следовательно, душа бессознательна, душевный образ бывает помещен в реальное лицо. Это лицо ста­новится предметом интенсивной любви или столь же интенсивной ненависти (или также страха). Влияние этого лица имеет непосредственный и безусловно при-

514

нудительный характер, ибо оно всегда вызывает аф­фективный ответ. Аффект (см.) возникает оттого, что настоящее сознательное приспособление к объекту, изображающему душевный образ, оказывается невоз­можным. Вследствие этой невозможности и отсутствия объективного отношения либидо (см.) накапливается и разряжается аффективным взрывом. Аффекты всегда занимают место неудавшихся приспособлений. Созна­тельное приспособление к объекту, представляющему собой душевный образ, невозможно именно потому, что субъект не сознает своей души. Если бы он созна­вал ее, он мог бы отличить ее от объекта и тем сбросить непосредственное воздействие объекта, ибо это воздей­ствие возникает вследствие проекции (см.) душевного образа в объект.

 708         Для мужчины в качестве реального носителя душевного образа больше всего подходит женщина, вследствие женственной природы его души, для жен­щины же — больше всего подходит мужчина. Всюду, где есть безусловное» так сказать, магически действу­ющее отношение между полами, дело идет о проекции душевного образа. Так как такие отношения встреча­ются часто, то, должно быть, и душа часто бывает бессознательна, т. е. многие люди, должно быть, не сознают того, как они относятся к своим внутренним психическим процессам. Так как эта неосознанность всегда сопровождается соответственно полным отожде­ствлением с персоной (см. душа), то, очевидно, что такая идентификация должна встречаться часто. Это совпадает с действительностью постольку, поскольку действительно очень многие люди вполне отождествля­ются со своей внешней установкой и поэтому не имеют сознательного отношения к своим внутренним процес­сам. Однако бывают и обратные случаи, когда душев­ный образ не проецируется, а остается при субъекте, откуда постольку возникает отождествление с душой, поскольку данный субъект оказывается убежденным в том, что способ его отношения к внутренним процессам и есть его единственный и настоящий характер. В этом случае персона, вследствие ее неосознанности, проеци­руется и притом на объект того же пола, а это является во многих случаях основой явной или более скрытой гомосексуальности или же переноса на отца у мужчин и переноса на мать у женщин. Это случается всегда с

515

людьми, страдающими дефективной внешней приспо­собляемостью и сравнительной лишенностью отноше­ний, потому что идентификация с душой создает такую установку, которая ориентируется преимущественно на восприятие внутренних процессов, вследствие чего объект лишается своего обусловливающего влияния.

709        Если душевный образ проецируется, то наступает безусловная, аффективная привязанность к объекту. Если же он не проецируется, то создается сравнительно неприспособленное состояние, которое Фрейд отчасти описал под названием нарциссизма. Проекция душев­ного образа освобождает от занятия внутренними про­цессами до тех пор, пока поведение объекта согласуется с душевным образом. Благодаря этому субъект получа­ет возможность изживать и развивать свою персону. Вряд ли, конечно, объект сумеет длительно отвечать запросам душевного образа, хотя и есть женщины, ко­торые, отрешаясь от собственной жизни, в течение очень долгого времени умудряются оставаться для сво­их мужей олицетворением душевного образа. В этом им помогает биологический женский инстинкт. То же самое может бессознательно делать для своей жены и мужчина, но только это может повести его к таким поступкам, которые, в конце концов, превысят его спо­собности как в хорошую, так и в дурную сторону. В этом ему тоже помогает биологический мужской инстинкт.

710       Если душевный образ не проецируется, то со вре­менем возникает прямо-таки болезненная дифферен­циация в отношении к бессознательному. Субъект все более и более наводняется бессознательными содержаниями, которые он, за недостатком отношения к объекту, не может ни использовать, ни претворить как-нибудь иначе. Само собой понятно, что такие содержания в высшей степени вредят отношению к объекту. Конеч­но, эти две установки являются лишь самыми крайни­ми случаями, между которыми лежат нормальные ус­тановки. Как известно, нормальный человек отнюдь не отличается особенной ясностью, чистотой или глуби­ной своих психологических явлений, а скорее, их об­щей приглушенностью и стертостью. У людей с добро­душной и не агрессивной внешней установкой, душевный образ обычно носит злостный характер. Ли­тературным примером для этого может служить та демоническая женщина, которая сопровождает Зевса в

516

«Олимпийской Весне» Шпиттелера. Для идеалистиче­ских женщин носителем душевного образа часто быва­ет опустившийся мужчина, откуда и возникает столь частая в таких случаях «фантазия о спасении человека»; то же самое встречается и у мужчин, окружающих про­ститутку светлым ореолом спасаемой души.

 711 17. Идентификация (Identification). Под идентификацией я подразумеваю психологический процесс, в ко­тором личность оказывается частично или полностью диссимилированной (см. ассимиляция). Идентифика­ция оказывается отчуждением субъекта от самого себя в пользу объекта, в который, он, так сказать, перема­скируется. Отождествление с отцом, например, означа­ет на практике усвоение образа мыслей и действий отца, как будто сын был равен отцу и не был бы индивидуальностью, отличной от отца. Идентифика­ция отличается от имитации тем, что идентификация есть бессознательная имитация, тогда как имитация есть сознательное подражание. Имитация есть необхо­димое вспомогательное средство для развивающейся, еще юной личности. Она способствует развитию до тех пор, пока не служит для простого удобства и не задер­живает развития подходящего индивидуального метода. Подобно этому и идентификация может содействовать развитию, пока индивидуальный путь еще не проло­жен. Но как только открывается лучшая индивидуаль­ная возможность, так идентификация обнаруживает свой патологический характер тем, что оказывается в дальнейшем настолько же задерживающей развитие, насколько до этого она бессознательно содействовала подъему и росту. Тогда оно вызывает диссоциацию личности, ибо субъект под его влиянием расщепляется на две частичные личности, чуждые одна другой.

Идентификация не всегда относится к лицам, но 712 иногда и к предметам (например, отождествление с каким-нибудь духовным движением или с деловым предприятием) и к психологическим функциям. По­следний случай даже является особенно важным. В таком случае идентификация ведет к образованию вто­ричного характера,притом так, что индивид до такой степени отождествляется со своей лучше всего разви­той функцией, что в значительной степени или даже совсем отчуждается от первоначального уклона своего характера, вследствие чего его настоящая индивиду-

517

альность впадает в сферу бессознательного. Этот исход является почти регулярным у всех людей с дифферен­цированной функцией. Он составляет даже необходи­мый этап на пути индивидуации (см.) вообще.

713        Отождествление с родителями или ближайшими членами семьи есть отчасти нормальное явление, по­скольку оно совпадает с априорным семейным тожде­ством. В таком случае рекомендуется говорить не об идентификации, а о тождестве, как это и соответствует положению дела. Именно идентификация с членами семьи отличается от тождества тем, что оно не есть априори данный факт, а слагается лишь вторичным образом в нижеследующем процессе: индивид, образу­ющийся из первоначального семейного тождества, на­талкивается на пути своего приспособления и развития на препятствие, требующее для своего преодоления особых усилий — вследствие этого возникает скопле­ние и застой либидо, которое понемногу начинает ис­кать регрессивного исхода. Регрессия воскрешает прежние состояния и, среди прочего, семейное тожде­ство. Это регрессивно воскрешенное, собственно гово­ря, почти уже преодоленное тождество, есть идентифи­кация с членами семьи. Любая идентификация с лицами складывается на этом пути. Идентификация всегда преследует такую цель: усвоить образ мысли или действия другого лица для того, чтобы достиг­нуть этим какой-нибудь выгоды или устранить ка­кое-нибудь препятствие или разрешить какую-ни-будь задачу.

714  18. Идея. В данном труде я иногда пользуюсь понятием «идеи» для обозначения известного психологического элемента, имеющего близкое отношение к тому, что я называю образом (см.). Образ может быть личного или безличного происхождения. В последнем случае он яв­ляется коллективным и отличается мифологическими свойствами. Тогда я обозначаю его как изначальный или первичный (исконный) образ. Но если образ не имеет мифологического характера, т. е. если он лишен созерцаемых черт и является просто коллективным, тогда я говорю об идее. Итак, я употребляю слово идея для выражения смысла, заключенного в изначальном образе, смысла, абстрагированного от конкретики этого образа. Поскольку идея есть абстракция (см.), постольку она представляет собой нечто производное или развившееся

518    .

из более элементарного, она является продуктом мышления. В таком смысле — чего-то вторичного и производного — идею понимает Вундт* и другие.

715 Но поскольку идея есть не что иное, как формули­рованный смысл изначального образа, в котором этот смысл был уже символически представлен, постольку идея, по своей сущности, не есть нечто выведенное или произведенное, но с психологической точки зрения она имеется налицо априори, как данная возможность мыс­ленных связей вообще. Поэтому идея по существу (не по своей формулировке) есть априори существующая и обусловливающая величина. В этом смысле идея у Платона есть первообраз вещей, в то время как Кант определяет ее как «архетип [Urbild] всего практиче­ского употребления разума», трансцендентное понятие, которое, как таковое, выходит за пределы возможности опыта**, понятие разума, «предмет которого совсем не может быть найден в опыте»*** Кант говорит: «Хотя мы и должны сказать о трансцендентальных понятиях разума: они суть только идеи, тем не менее нам ни в коем случае не следует считать их излишними и ни­чтожными. Ибо даже если ни один объект не может быть этим определен, все же они могут в основе и незаметно служить рассудку каноном для его распространенного и согласного с собой употребления, причем, хотя он не познает этим никакого предмета более, чем он познал бы по своим понятиям, но все же в этом познании он руко­водится лучше и дальше. Не говоря уже о том, что, может быть, они делают возможным переход от понятий приро­ды к практическим понятиям и, таким образом, могут доставить самим моральным идеям опору и связь со спе­кулятивными познаниями разума».**** 716

Шопенгауэр говорит: Итак, я понимаю под идеей каждую определенную и твердую ступень объектива­ции воли, поскольку воля есть вещь в себе и потому чужда множественности; эти ступени, конечно, отно­сятся к определенным вещам, как их вечные формы, или их образцы.***** У Шопенгауэра идея, правда, созерцаема, ибо он понимает ее совершенно в том же

* Was sol uns Kant nicht sein? Philosoph. Studien, VII, p. 13.

** Кант И. Критика чистого разума. *** Кант И. Логика. I, раздел 1, пар.З.

**** Кант И. Критика чистого разума.

***** Шопенгауэр. Мир, как воля и представление. Т.1, пар. 25.

519

смысле, в каком я понимаю изначальный образ; все же она непознаваема для индивида, она открывается толь­ко «чистому субъекту познания», поднявшемуся над волением и индивидуальностью.*

717        Гегель совершенно гипостазирует идею и придает ей атрибут единственно реального бытия. Она есть «по­нятие, реальность понятия и единство обоих».** Идея есть «вечное порождение»***. У Лассвица идея есть «закон, указывающий то направление, в котором наш опыт должен развиваться». Она есть «достовернейшая и высшая реальность». У Когена идея есть «самосозна­ние понятия, «основоположение бытия».

718        Я не хочу увеличивать число свидетельств в пользу первичной природы идеи. Достаточно и приведенных ссылок для того, чтобы показать, что идея понимается и как величина основополагающая и наличная априо­ри. Это последнее качество она получает от своей пред­варительной ступени, от изначального, символического образа (см.). Вторичная же ее природа абстрактности и производности появляется от рациональной обработки, которой изначальный образ подвергается для того, чтобы быть приспособленным к рациональному употребле­нию. Так как изначальный образ есть психологическая величина, всегда и всюду самобытно возникающая, то, в известном смысле, то же самое можно сказать и об идее; однако идея в силу ее рациональной природы гораздо более подвержена изменению при помощи обусловленной влиянием времени и обстоятельств ра­циональной обработки, которая дает ей различные формулировки, всегда соответствующие духу данного времени. Некоторые философы приписывают идее, ввиду ее происхождения от изначального образа, трансцендентное свойство; но, собственно говоря, та-

кое свойство присуще не идее, как я ее понимаю, скорее, изначальному образу, ибо ему присуще свойст­во безвременности потому, что он от века и повсюду придан человеческому духу в качестве его интегриру­ющей составной части. Свое качество самостоятельно­сти идея также заимствует у изначального образа, ко­торый никогда не делается, но всегда имеется налицо и сам из себя вступает в восприятие, так что можно

* Там же, параграф 49.

** Гегель. Эстетика. I, 138. *** Гегель. Логика III. с. 242 f.

520

было бы даже сказать, что он сам собой стремится к своему осуществлению, ибо он ощущается нашим ду­хом как активно определяющая потенция. Впрочем, такое воззрение не всеобще; оно, вероятно, зависит от установки (см. главу VII). 719

Идея есть психологическя величина, определяющая не только мышление, но, в качестве практической идеи, и чувство. Правда, я в большинстве случаев пользуюсь термином «идея» лишь тогда, когда говорю об определении мышления у мыслящего; но точно так же я говорил бы об идее и при определении чувств у чувствующего. Напротив, терминологически уместно говорить об определении изначальным образом, когда речь идет об априорном определении недифференциро­ванной функции. Именно двойственная природа идеи, как чего-то первичного, ведет к тому, что этим терми­ном пользуются иногда вперемежку с «изначальным образом». При интровертной установке идея является primum movens (первопричиной), при экстравертной — она оказывается продуктом.

720  19. Имаго, см. субъективный уровень.*

20. Индивид. Индивид есть единичное существо; психо­логический индивид отличается своеобразной и, в из­вестном отношении, уникальной, т. е. неповторяемой психологией. Своеобразие индивидуальной психики проявляется не столько в ее элементах, сколько в ее сложных образованиях. Психологический индивид или его индивидуальность (см.) существует бессознательно априори; сознательно же он существует лишь постоль­ку, поскольку налицо имеется сознательное отличие от других индивидов. Вместе с физической индивидуаль­ностью дана, как коррелят, и индивидуальность психи­ческая, но, как уже сказано, — сначала бессознательно. Необходим сознательный процесс дифференциации, необходима индивидуация (см.) для того, чтобы сделать индивидуальность сознательной, т. е. чтобы извлечь ее из тождества с объектом. Тождество индивидуальности с объектом совпадает с ее бессознательностью. Если индивидуальность бессознательна, то нет и психологи­ческого индивида, а есть только коллективная психо­логия сознания. В таком случае бессознательная инди-

* См. также: КСАП.С. 60.

521

видуальность является тождественной с объектом, про­ецированной на объект. Вследствие этого объект пол­учает слишком большое значение и действует слишком сильно в смысле детерминирования.

721 21. Индивидуальность. Под индивидуальностью я по­нимаю всякое психологическое своеобразие и особен­ность индивида. Индивидуально все, что не коллектив­но, т. е. все, что присуще лишь одному лицу, а не целой группе индивидов. Вряд ли можно говорить об индивиду­альности отдельных психологических элементов, но лишь об индивидуальности их своеобразных и единственных в

своем роде группировок и комбинаций (см. индивид).

722  22. Индивидуация. Понятие индивидуации играет в нашей психологии немаловажную роль. Вообще говоря, индивидуация есть процесс образования и обособле­ния единичных существ — говоря особо, она есть развитие психологического индивида (см.) как существа отличного от общей, коллективной (см.) психологии. Поэтому инди­видуация есть процесс дифференциации (см.), имеющий целью развитие индивидуальной личности.

723        Индивидуация является естественно-необходимой, поскольку задержка индивидуации посредством пре­имущественной или исключительной нормировки по коллективным масштабам означает нанесение ущерба индивидуальной жизнедеятельности. Но индивидуаль­ность уже дана физически и физиологически, и соот­ветственно этому она выражается и психологически. Поэтому существенно задерживать развитие индивиду­альности значит искусственно калечить ее. Ясно без дальнейших рассуждений, что социальная группа, со­стоящая из искалеченных индивидов, не может быть установлением здоровым, жизнеспособным и долговеч­ным — ибо только то общество может считаться живу­чим и долговечным, которое умеет сохранять свою внутреннюю связь и свои коллективные ценности при возможно большей свободе индивида. А так как индивид есть не только единичное существо, но предполагает и коллективное отношение к своему существованию, то процесс индивидуации ведет не к разъединению, а к более интенсивной и более общей коллективной свя­занности.

724        Психологический процесс индивидуации тесно свя­зан с так называемой трансцендентной функцией, ибо именно эта функция открывает те индивидуальные линии

522

развития, которых никогда нельзя достигнуть на пути, предначертанном коллективными нормами.

725          Индивидуация ни при каких обстоятельствах не  может быть единственной целью психологического вос­питания. Прежде чем делать себе цель из индивидуации, надо достигнуть другой цели воспитания, а именно адаптации к минимуму коллективных норм, необходи­мому для существования: растение, предназначенное для наиболее полного развития своих способностей, должно прежде всего иметь возможность расти в той почве, в которую его посадили.

726          Индивидуация стоит всегда в большей или меньшей  противоположности к коллективной норме, потому что она есть процесс выделения и дифференцирования из общего, процесс выявления особенного, но не искусст­венно создаваемой особенности, а особенности, зало­женной уже априори в наклонностях существа.  Но противоположность коллективной норме есть лишь ка­жущаяся, ибо при более внимательном рассмотрении индивидуальная точка зрения оказывается не противо­положной коллективной норме, а лишь иначе ориенти­рованной. Собственно говоря, индивидуальное может и совсем не противостоять коллективной норме, потому что ее противоположностью могла бы быть лишь про­тивоположная норма. А индивидуальный путь, по оп­ределению, не может быть нормой. Норма возникает из совокупности индивидуальных путей и только тогда имеет право на существование и жизнеобразующее действие, когда вообще налицо имеются индивидуаль­ные пути, время от времени обращающиеся к норме за ориентированием. Норма, имеющая абсолютное значе­ние, ни на что не годится. Действительный конфликт с коллективной нормой возникает только тогда, когда какой-нибудь индивидуальный путь возводится в нор­му, объявляется нормой, что и составляет подлинный замысел крайнего индивидуализма (см.). Но этот за­мысел, конечно, патологичен и совершенно не жизнен. Поэтому он не имеет ничего общего и с индивидуа-цией, которая, хотя и избирает индивидуальные боко­вые пути, но именно поэтому нуждается в норме для ориентирования в своем отношении к обществу и для установления жизненно-необходимой связи между ин­дивидами в их общественной жизни. Поэтому индиви­дуация ведет к естественной оценке котшективных

523

норм, тогда как при исключительно коллективном ори­ентировании жизни норма становится все менее нуж­ной, отчего настоящая моральность гибнет. Чем силь­нее коллективное нормирование человека, тем больше его индивидуальная аморальность, безнравственность.

727        Индивидуация совпадает с развитием сознания из первоначального состояния тождества (см.). Поэтому индивидуация означает расширение сферы сознания и сознательной психологической жизни.

728 23. Инстинкт. Когда я говорю об инстинкте, то я разумею при этом то самое, что обычно понимают под этим словом, а именно: понуждение, влечение (Trieb) к определенной деятельности. Такая компульсивная устремленность может возникать от какого-нибудь внешнего или внутреннего раздражения, которое пси­хически разряжает механизм влечения-инстинкта, или же от каких-нибудь органических оснований, лежащих вне сферы психических каузальных отношений. Ха­рактер инстинкта присущ каждому психическому яв­лению, причинно происходящему не от волевого наме­рения, а от динамического понуждения, независимо от того, что это понуждение проистекает непосредственно из органических и, следовательно, внепсихических ис­точников или же существенно обусловлено энергиями, которые только разряжаются волевым намерением, — в последнем случае с тем ограничением, что созданный результат превышает действие, намеченное волевым намерением. Под понятие инстинкта подпадают, по моему мнению, все те психические процессы, энергией которых сознание не располагает. При таком понима­нии аффекты (см.) принадлежат настолько же к про­цессам влечения-инстинкта, насколько и к чувственным процессам (см. чувство). Те психические процессы, которые при обычных условиях являются функциями воли (т. е. безусловно подлежащими контролю созна­ния) , могут, уклоняясь от нормы, становиться процес­сами влечения-инстинкта вследствие присоединения некоторой бессознательной энергии. Такое явление об­наруживается всюду, где или сфера сознания оказыва­ется ограниченной вследствие вытеснения неприемле­мых содержаний, или же где вследствие утомления, интоксикации или вообще патологических процессов мозга наступает понижение ментального уровня (см.), где сознание уже не контролирует или еще не контро-

524

лирует наиболее ярко выделяющиеся процессы. Такие процессы, которые некогда у индивида были сознатель­ными, но со временем стали автоматическими, я бы не хотел называть процессами инстинктивными, но автоматическими процессами. При нормальных усло­виях они и не протекают наподобие инстинктивных, потому что при нормальных условиях они никогда не проявляются в компульсивном виде. Это случается с ними только тогда, когда к ним притекает энергия, чуждая им.

729  24. Интеллект. Интеллектом я называю определенно  направленное мышление (см. мышление).

730   25. Интроверсия. Интроверсией называется обращение либидо (см.) вовнутрь. Этим выражается негатив­ное отношение субъекта к объекту. Интерес не направ­ляется на объект, но отходит от него назад к субъекту. Человек с интровертной установкой думает, чувствует и поступает таким способом, который явно обнаружи­вает, что мотивирующая сила принадлежит прежде всего субъекту, тогда как объекту принадлежит самое большее вторичное значение. Интроверсия может иметь более интеллектуальный и более чувствующий характер; точно так же она может быть отмечена ин­туицией или ощущением. Интроверсия активна, когда субъект желает известного замыкания от объекта; она пассивна, когда субъект не в состоянии вновь обратно направить на объект тот поток либидо, который стру­ится от объекта назад, на него. Если интроверсия при­вычна, то говорят об интровертном типе (см. тип).

731  26. Интроекция. Термин интроекция введен Авенариусом, как термин, соответствующий проекции. Однако то вкладывание субъективного содержания в объект, которое он имеет в виду, можно столь же удачно вы­разить понятием проекции, почему для этого процесса и следовало бы сохранить термин проекции. Далее. Ференци определил понятие интроекции как противо­положное «проекции», а именно он разумеет втягива­ние объекта в субъективный круг интересов, тогда как «проекция» есть для него выкладывание субъективных содержаний и переложение их в объект.* «Тогда как параноик вытесняет из своего эго все движения души, вызывающие неудовольствие, невротик, напротив,

* Ferenczi, Introjection und Uebertragung, p. 10 ff.

525

облегчает себя тем, что он воспринимает в свое эго воз­можно большую часть внешнего мира и делает ее пред­метом бессознательных фантазий». Первый механизм есть проекция, второй — интроекция. Интроекция есть своего рода «процесс разжижения», «расширения круга интересов». Ференци считает интроекцию также и нор­мальным процессом.

732        Итак, психологически интроекция является процес­сом ассимиляции (см. ассимиляция), проекция же — процессом диссимиляции. Интроекция означает упо­добление объекта субъекту, проекция же, напротив, — отличение объекта от субъекта, при помощи переложе­ния какого-нибудь субъективного содержания на объ­ект. Интроекция есть процесс экстраверсии, потому что для ассимиляции объекта необходима эмпатия и наделение объекта либидо. Можно выделить пассивную и активную интроекцию; первая разновидность прояв­ляется, среди прочего, при лечении неврозов в явлении переноса (см.) и, вообще, во всех случаях, когда объект оказывает на субъекта безусловное влияние, к послед­ней разновидности принадлежит эмпатия как процесс адаптации.

733 27. Интуиция (от лат. intueri — созерцать) есть в моем понимании одна из основных психологических функ­ций (см.). Интуиция есть та психологическая функция, которая передает субъекту восприятие бессознатель­ным путем. Предметом такого восприятия может быть все, — и внешние и внутренние объекты или их соче­тания. Особенность интуиции состоит в том, что она не есть ни чувственное ощущение, ни чувство, ни интел­лектуальный вывод, хотя она может проявляться и в этих формах. При интуиции какое-нибудь содержание представляется нам как готовое целое, без того, чтобы мы сначала были в состоянии указать или вскрыть, каким образом это содержаие создалось. Интуиция это своего рода инстинктивное схватывание, все равно ка­ких содержаний. Подобно ощущению (см.) она есть иррациональная (см.) функция восприятия. Содержа­ния ее имеют, подобно содержаниям ощущения, характер данности, в противоположность характеру «выведенно-сти», «произведенное™», присущему содержаниям чувства и мысли. Интуитивное познание носит харак­тер несомнительности и уверенности, что и дало Спи­нозе (подобно Бергсону) возможность считать «scientia

526

intuitiva» за высшую форму познания. Это свойство одинаково присуще интуиции и ощущению, физиче­ская основа которого составляет как раз основание и причину его достоверности. Подобно этому достовер­ность интуиции покоится на определенных психиче­ских данных, осуществление и наличность которых остались, однако, неосознанными.

Интуиция проявляется в субъективной или объек- 734 тивной форме: первая есть восприятие бессознательных психических данных, имеющих, по существу, субъек­тивное происхождение, последняя — восприятие факти­ческих данных, покоящихся на сублиминальных воспри­ятиях, полученных от объекта, и на сублиминальных чувствах и мыслях, вызванных этими восприятиями. Следует также различать конкретные и абстрактные формы интуиции в зависимости от степени участия ощущения. Конкретная интуиция передает восприя­тия, относящиеся к фактической стороне вещей; абстрак­тная же интуиция передает восприятие идеальных свя­зей. Конкретная интуиция есть реактивный процесс, потому что она возникает без дальнейшего, непосред­ственно из фактических данных. Напротив, абстракт­ная интуиция нуждается, так же как и абстрактное ощущение, в некотором направляющем элементе — в воле или намерении.

Интуиция наряду с ощущением характерна для ин- 735 фантильной и первобытной психологии. В противопо­ложность впечатлениям ощущения, ярким и навязыва­ющимся, она дает ребенку и первобытному человеку восприятие мифологических образов, составляющих предварительную ступень идей (см.). Интуиция отно­сится к ощущению компенсирующе; подобно ощуще­нию, она является той материнской почвой, из которой вырастают мышление и чувство как рациональные функции. Интуиция есть функция иррациональная, хотя многие интуиции могут быть разложены впослед­ствии на их компоненты, так что и их возникновение может быть согласовано с законами разума.

Человек, ориентирующий свою общую установку 736 (см.) на принципе интуиции, т. е. на восприятии через бессознательное, принадлежит к интуитивному типу. Смотря по тому, как человек пользуется интуицией, — обращает ли он ее вовнутрь, в познание или внутреннее созерцание, либо наружу, в действие и выполнение, —

527

можно различать интровертных и экстравертных инту­итивных людей. В ненормальных случаях обнаружива­ется сильное слияние с содержаниями коллективного бессознательного и столь же сильная обусловленность этими содержаниями, вследствие чего интуитивный тип может показаться в высшей степени иррациональ­ным и непонятным.

737 28. Иррациональное. Я пользуюсь этим понятием не в смысле чего-то противоразумного, а как чего-то, ле­жащего вне разума, чего-то такого, что на разуме не основано. К этому относятся элементарные факты, как, например, что у Земли есть Луна, что хлор есть элемент, что вода при четырех градусах Цельсия достигает своей наибольшей плотности и т.д. Иррациональна также случайность, хотя впоследствии и можно вскрыть ее разумную причинность.*

738        Иррациональное есть (экзистенциальный) фактор бытия, который, хотя и может быть отодвигаем все дальше через усложнение разумного объяснения, но который, в конце концов, настолько осложняет этим само объяснение, что оно уже начинает превосходить постигающую силу разумной мысли и, таким образом, доходить до ее границ, прежде чем оно успело бы охватить мир , в его целом, законами разума. Исчерпы­вающее рациональное объяснение какого-нибудь дейст­вительно существующего объекта (а не только положен­ного) есть утопия или идеал. Только положенный объект можно рационально объяснить до .конца, потому что в нем с самого начала нет ничего, кроме того, что было положено мышлением нашего разума. Эмпирическая на­ука также полагает рационально ограниченные объекты, намеренно исключая все случайное и допуская к рассмот­рению не действительный объект в его целом, а всегда только часть его, которую она выдвигает на первый план для рационального изучения.

739        Таким образом, мышление в качестве направлен­ной функции рационально, равно как и чувство. Если же эти функции не преследуют рационально опреде­ленного выбора объектов или их свойств и отношений, но останавливаются на случайно воспринятом, всегда присущем действительному объекту, то они лишаются направления и тем самым теряют отчасти свой рациональный

* Jung, Synchronicity: An acausal Connecting Principle. См. также КСАП. "Синхрония".

528

характер, ибо они приемлют случайное. От этого они становятся отчасти иррациональными. Мыш­ление и чувство, руководимые случайными восприяти­ями и потому иррациональные, есть или интуитивные или ощущающие мышление и чувство. Как интуиция, так и оущущение суть психологические функции, до­стигающие своего совершенства в Абсолютном восп­риятии того, что вообще совершается. В соответствии со своей природой они должны быть направлены на абсо­лютную случайность и на всякую возможность; поэто­му они должны быть совершенно лишены рационального направления. Вследствие этого я обозначаю их как фун­кции иррациональные, в противоположность мышлению и чувству, которые суть функции, достигающие своего совершенства в полном согласовании с законами разума.

740   Хотя иррациональное, как таковое, никогда не может быть предметом науки, однако для практической психологии все же очень важно оценивать верно мо­мент иррационального. Дело в том, что практическая психология ставит много проблем, которые рациональ­но вообще не могут быть разрешены, но требуют ирра­ционального разрешения, т. е. разрешения на таком пути, который не соответствует законам разума. Слишком большое ожидание или даже уверенность в том, что для каждого конфликта должна существовать и возможность разумного разрешения, может поме­шать действительному разрешению на иррациональ­ном пути (см. рациональное).

741  29. Коллективное. Коллективными я называю все те  психические содержания, которые свойственны не од­ному, а одновременно многим индивидам, стало быть, обществу, народу или человечеству. Такими содержа­ниями являются описанные Леви-Брюлем «коллектив­ные мистические представления»* первобытных людей, а также распространенные среди культурных людей общие понятия о праве, государстве, религии, науке и т. д. Но коллективными можно называть не только понятия и воззрения, а и чувства. Леви-Брюль пока­зывает, что у первобытных людей их коллективные представления суть одновременно и коллективные чув­ства. Именно ввиду такой коллективности чувства он характеризует эти «коллективные представления» как

* См. Леви-Брюль. Первобытное мышление. М.: Атеист, 1930.

529

«mystiques», потому что эти представления не только интеллектуальны, но и эмоциональны. У культурного человека с известными коллективными понятиями свя­зываются и коллективные чувства, например с коллек­тивной идеей Бога или права, или отечества и т.д. Коллективный характер присущ не только единичным психическим элементам или содержаниям, но и целым функциям (см.). Так, например, мышление вообще, в качестве целой функции, может иметь коллективный характер, поскольку оно является общезначимым, со­гласным, например, с законами логики. Точно так же и чувство, как целостная функция, может быть кол­лективным, поскольку оно, например, тождественно с общим чувством, иными словами, поскольку оно соот­ветствует общим ожиданиям, например общему мо­ральному сознанию и т.д. Точно так же коллективным является то ощущение или способ и та интуиция, ко­торые свойственны одновременно большой группе лю­дей. Противоположностью «коллективному» является индивидуальное (см.).

742 30. Компенсация есть уравновешивание или возмеще­ние. Понятие компенсации было, собственно говоря, внесено Адлером в психологию неврозов.* Под компен­сацией он понимает функциональное уравновешива­ние чувства неполноценности при помощи компенси­рующей психологической системы, которую можно сравнить с компенсирующим развитием органов при неполноценности органов. По этому поводу Адлер го­ворит: «С отделением от материнского организма для этих неполноценных органов и органических систем начинается борьба с внешним миром, которая необхо­димо должна возгореться и завязывается с большим ожесточением, чем при нормально развитом аппарате. Однако зачаточный характер придает вместе с тем и большую возможность компенсации и сверхкомпенса­ции, повышает приспособляемость к обыкновенным и необыкновенным препятствиям и обеспечивает образова­ние новых и высших форм, новых и высших достиже­ний». Чувство неполноценности у невротика, этиологи­чески соответствующее, по Адлеру, неполноценности какого-нибудь органа, дает повод к вспомогательной

* Adler, Uber den nervosen Character. 1912. а также его же The Neurotic Constitution.; Альфред Адлер.Практика и теория индивиду­альной психологии. М., 1993. С. 34.

530

конструкции, т. е. именно к компенсации, которая состоит в создании фикции, уравновешивающей непол­ноценность. Фикция, или «фиктивная линия поведе­ния», есть психологическая система, стремящаяся к превращению неполноценности в сверхценность. Важ­ным и характерным моментом теории Адлера является эта наличность компенсирующей функции в области психологических процессов, существование которой эмпирически нельзя отрицать. Она соответствует сход­ной функции в физиологической области, а именно саморегуляции живого организма.

743  Тогда как Адлер сводит свое понятие компенсации  к уравновешению чувства неполноценности, я пред­ставляю понятие компенсации вообще как функцио­нальное уравновешивание, как саморегулирование психического аппарата. В этом смысле я понимаю де­ятельность бессознательного (см.) как уравновешение той односторонности в общей установке, которая созда­ется функцией сознания. Психологи охотно сравнива­ют сознание с глазом; говорят о поле зрения и о точке зрения в сознании. Это сравнение очень метко харак­теризует сущность функции сознания: лишь немногие содержания могут одновременно достигать высшей сте­пени сознательности и лишь ограниченное число содер­жаний может находиться одновременно в поле сознания. Деятельность сознания есть деятельность селективная, выбирающая. А выбор требует направления. Направ­ление же требует исключения всего иррелевантного (несопринадлежащего). Отсюда в каждом данном случае должна возникать известная односторонность в ориен­тировании сознания. Содержания, исключенные наме­ченным направлением и задержанные, вытесняются сначала в бессознательное, но благодаря своей дейст­венной наличности они образуют все же противовес сознательному ориентированию, который усиливается от возрастания сознательной односторонности и, нако­нец, приводит к заметной напряженности. Эта напря­женность обозначает известную задержку (Hemmung) в сознательной деятельности, которую, однако, внача­ле можно преодолеть повышенным сознательным уси­лием. Но с течением времени напряженность настолько возрастает, что задержанные бессознательные содер­жания все же сообщаются сознанию, притом через сно­видения и свободно возникающие образы. Чем больше

531

односторонность сознательной установки, тем противо-положней бывают содержания, возникающие из бес­сознательного, так что можно говорить о настоящем контрасте между сознанием и бессознательным. В этом случае компенсация принимает форму контрастирующей функции. Это, конечно, крайний случай. Обыкновенно же компенсация через бессознательное бывает не контр­астом, а уравновешением или восполнением сознатель­ной ориентировки. Бессознательное выявляет, например, в сновидении все те содержания, подходящие к созна­тельной ситуации, но задержанные сознательным выбо­ром, познание которых было бы безусловно необходимо сознанию для полного приспособления.

744        В нормальном состоянии компенсация бессозна­тельна, т. е. она воздействует на сознательную дея­тельность, регулируя ее бессознательно. Но при невро­зе бессознательное вступает в столь сильный контраст с сознанием, что процесс компенсации нарушается. Поэтому аналитическое лечение стремится к тому, чтобы ввести в сознание бессознательные содержания, чтобы этим способом вновь восстановить компенсацию.

745 31. Комплекс власти (Machtkomplex). Комплексом вла­сти я называю весь сложный состав тех представлений и стремлений, которые имеют тенденцию поставить эго над другими влияниями и подчинить ему эти послед­ние, независимо от того, идут ли эти влияния от людей и отношений, или же от собственных субъективных влечений, чувств и мыслей.

746 32. Конкретизм. Под понятием конкретизма я разу­мею определенную особенность мышления и чувства, составляющую противоположность абстракции (см.). Конкретный значит, собственно, говоря, «сросшийся». Конкретно мыслимое понятие есть понятие, которое представляют как сросшееся или слившееся. Такое по­нятие не абстрактно, не обособлено и не мыслится само по себе, но отнесено и смешано. Это не дифференци­рованное понятие — оно еще застряло в чувственно оцосредованном созерцательном материале. Конкрет­ное (concretistic) мышление (см.) вращается исключи­тельно среди конкретных понятий и объектов перцеп­ции, и оно постоянно взаимодействует с ощущением (см.). Точно так же как и конкретное (concretistic), чувство (см.) никогда не бывает свободно от своего сенсорного контекста.

532

Примитивное мышление и чувство исключительно 747 конкретны и всегда соотнесены с ощущением. Мысль примитивного человека не имеет обособленной само­стоятельности, но прилепляется к материальному яв­лению. Самое большее, куда она поднимается, это уро­вень аналогии. Точно так же и примитивное чувство всегда отнесено к материальному явлению. Мышление и чувство основаны на ощущении и лишь немного отличаются от него. Поэтому конкретизм является и архаизмом (см.). Магическое влияние фетиша пережи­вается не как субъективное состояние чувства, а ощу­щается как магическое воздействие извне. Это есть конкретизм чувства. Примитивный человек не испы­тывает мысль о Божестве как субъективное содержа­ние, для него священное дерево есть жилище божества или даже само божество. Это есть конкретизм мышле­ния. У культурного человека конкретизм мышления состоит, например, в неспособности мыслить что-ни­будь иное, кроме чувственно опосредованных фактов, обладающих непосредственной созерцаемостью, или же в неспособности отличать субъективное чувство от ощущаемого объекта.

Конкретизм есть понятие, подчиненное более обще- 748 му понятию мистическое соучастие (см.). Подобно тому как мистическое соучастие является смешением индивида с внешними объектами, так конкретизм представляет из себя смешение мышления и чувства с ощущением. Конкретизм требует, чтобы предмет мыш­ления и чувства был всегда в то же время и предметом ощущения. Это смешение мешает дифференциации мышления и чувства и удерживает обе эти функции в сфере ощущения, т. е. в сфере чувственной отнесенно­сти — вследствие этого они никогда и не могут развиться до состояния чистых функций, но всегда остаются в со­провождении ощущений. Отсюда возникает преоблада­ние фактора ощущения в психологической ориентировке. (О значении этого фактора см. ощущение).

Отрицательная сторона конкретизма состоит в при- 749 крепленности функции к ощущению. Так как ощуще­ние есть восприятие физиологических раздражений, то конкретизм или удерживает функцию в сенсорной сфе­ре, или постоянно приводит ее обратно туда. Этим создается прикрепленность психологических функций к органам чувств, мешающая психической самостоятельности

533

индивида, поскольку отдается преимущество фактам, поставляемым органами чувств. Правда, такая ориентация имеет и свою ценность в смысле признания фактов, но не в смысле их истолкования и их отноше­ния к индивиду. Конкретизм ведет к преобладающему значению фактов и тем самым к подавлению индиви­дуальности и ее свободы в пользу объективного процес­са. Но так как индивид определен не только физиоло­гическими раздражениями, а и другими факторами, которые бывают иногда противоположны внешнему факту, то конкретизм вызывает проекцию этих внут­ренних факторов во внешний факт и тем самым, так сказать, суеверное переоценивание голых фактов, со­вершенно так, как у первобытного человека. Хорошим примером может послужить конкретизм чувства у Ницше, а именно, чрезмерная переоценка им диеты, а также материализм Молешота ("Человек есть то, что он ест"). Как пример суеверной переоценки фактов можно назвать также гипостазирование понятия энер­гии в монизме Оствальда.

750 33. Конструктивное. Этим понятием я пользуюсь при­близительно в том же смысле, как и понятием синте­тического, и как бы для пояснения этого последнего. Конструктивный значит «построяющий». Я употреб­ляю термины «конструктивный» и «синтетический» для обозначения метода, противоположного методу редуктивному.* Конструктивный метод применяется в обра­ботке продуктов бессознательного (сновидений, фанта­зий) . Он исходит от продукта бессознательного, как от символического выражения (см. символ), которое в по­рядке предвосхищения изображает этап психологиче­ского развития.** В этом смысле Мэдер говорит об особой проспективной функции бессознательного, ко­торое, как бы играя, предвосхищает будущее психоло­гическое развитие.*** Адлер тоже признает предвосхи­щающую функцию бессознательного**** Одно несомненно: рассматривать бессознательный продукт

*К. Г. Юнг. Психоз и его содержание. М., 1913; C.G.Jung. Two Essays on analytical Psychology, pars. 121 ff.

*.* Jung. Psych, und Pathologic sog. okkult., Phan., 1902. *** Maeder, A. Uber das Traumproblem / Jahrbuch fur psychoanalytische und psychopathologische Forschungen (Vienna), V, 1913, p.647-86..

**** Adler, Uber den nervosen Character.

534

только как нечто ставшее, как конечный результат, было бы весьма односторонне — ведь тогда пришлось бы отрицать за ним всякий целесообразный смысл. Даже Фрейд признает за сновидением телеологическое значение, по крайней мере в качестве «блюстителя сна»,* тогда как проспективная функция, в сущности, ограничивается, по его мнению, выражением «желаний». Однако нельзя отрицать априори целесообразность бес­сознательных тенденций, хотя бы в виду аналогии с другими психологическими и физиологическими фун­кциями. Поэтому мы понимаем продукт бессознатель­ного, как выражение, ориентированное на какую-ни­будь цель или задание, но характеризующее точку направления на символическом языке.**

 751   Согласно такому пониманию конструктивный метод толкования не занимается источниками и исходны­ми материалами, лежащими в основе бессознательного продукта, но стремится свести символический продукт к общему и понятному выражению. И возникающие по наитию, «свободные ассоциации» к бессознательному продукту рассматриваются тогда в отношении их целе­вой направленности, а не в отношении их происхожде­ния. Они рассматриваются под углом зрения будущего действия или бездействия — при этом заботливо прини­мается во внимание их отношение к состоянию сознания, потому что деятельность бессознательного, согласно ком­пенсационному пониманию бессознательного, имеет, главным образом, уравновешивающее и дополняющее значение для состояния сознания. Так как здесь дело идет о предвосхищающем ориентировании, то действи­тельное отношение к объекту принимается гораздо меньше во внимание, чем при редуктивном приеме, который занимается отношениями к объекту, действи­тельно имевшими место. Тут же, напротив, речь идет о субъективной установке (см.), в которой объект сна­чала имеет значение лишь знака, указывающего на тенденции субъекта. Поэтому задача конструктивного метода состоит в установлении такого смысла бессоз­нательного продукта, который имеет отношение к бу-

* Фрейд. Толкование сновидений.

** Silberer, Probleme der Mystic und ihrer Symbolik, p. 149 ff. Этот автор выражается приблизительно так же при формулировке анагоги-ческого значения (Зильберер называет так герметико-религиозное толкование фантазий).

535

дущей установке субъекта. Так как бессознательное, по общему правилу, может создавать лишь символиче­ские выражения, то конструктивный метод служит именно для такого разъяснения символически выра­женного смысла, которое давало бы сознательной ори­ентировке верное указание, помогающее субъекту ус­тановить необходимое для его деятельности единение с бессознательным.

752       Подобно тому как ни один психологический метод толкования не основывается только на ассоциативном материале анализанда, так и конструктивная точка зрения пользуется некоторыми сравнительными мате­риалами. Как редуктивное толкование пользуется для сравнения известными представлениями из области би­ологии, физиологии, фольклора, литературы и проч., так и конструктивное рассмотрение проблемы мышле­ния вынуждено пользоваться философскими паралле­лями, а рассмотрение проблемы интуиции — паралле­лями мифологическими и религиозно- историческими.

753       Конструктивный метод, по необходимости, индиви­дуален, потому что будущая коллективная установка развивается только через индивида. В противополож­ность этому редуктивный метод коллективен, потому что он ведет от индивидуального случая назад, к об­щим основным установкам или фактам. Конструктив­ный метод может быть применен и самим субъектом непосредственно к его субъективному материалу. В та­ком случае он является интуитивным методом, при­мененным к разработке общего смысла какого-нибудь из продуктов бессознательного. Такая обработка про­исходит путем ассоциативного (не активно апперцеп­тивного, см. апперцепция) привлечения и сопоставле­ния дальнейшего материала, настолько обогащающего и углубляющего символическое выражение бессозна­тельного (например, сновидение), что такое выраже­ние достигает той ясности, которая делает возможным сознательное понимание. Через это обогащение симво­лическое выражение вплетается в более общие связи и тем самым ассимилируется.

754 34. Либидо. Под либидо я понимаю психическую энер­гию*. Психическая энергия есть интенсивность психи­ческого процесса, его психологическая ценность. Под

' См.: Юнг К. Г. Либидо: его метаморфозы и символы.

536

этим не следует понимать какую-нибудь приписанную ценность — морального, эстетического или интеллек­туального характера; но данная психологическая цен­ность просто определяется по ее детерминирующей силе, которая проявляется в определенных психиче­ских действиях ("достижениях"). Но, говоря о либидо, я имею в виду не какую-то психическую силу, что нередко, по недоразумению, приписывалось мне мои­ми критиками. Я не гипостазирую понятия энергии, а пользуюсь им, как понятием для обозначения интен-сивностей или ценностей. Вопрос о том, существует или не существует особенная психическая сила, не имеет ничего общего с понятием либидо. Я нередко пользуюсь термином либидо вперемежку с термином «энергия». Основания, по которым я называю психи­ческую энергию «либидо», подробно изложены мной в моих трудах, указанных в сносках.

755  35. Мистическое соучастие  (Participation mystique). Этот термин введен Леви-Брюлем*. Под ним следует разуметь особого рода связанность с объектом. Она состоит в том, что субъект не в состоянии ясно отли­чить себя от объекта, что можно назвать частичным тождеством. Это тождество основано на априорном единстве объекта и субъекта. Поэтому «participation mystique» является остатком такого первобытного со­стояния. «Participation mystique» обозначает не все отно­шения субъекта и объекта в целом, но лишь известные случаи, в которых выступает явление этой своеобраз­ной отнесенности. «Participation mystique» есть, конеч­но, явление, которое лучше всего можно наблюдать у первобытных людей; однако оно встречается очень ча­сто и у культурных людей, хотя и не в такой же распространенности и интенсивности. По общему пра­вилу, у культурных людей оно имеет место   между от­дельными лицами, реже между лицом и вещью. В первом случае это так называемое отношение «перенесения», при котором объекту (обыкновенно) присуще, до известной степени, магическое, т.  е. безусловное действие на субъ­екта. Во втором случае дело сводится или к подобному же действию какой-нибудь вещи, или же к своего рода отож­дествлению субъекта с вещью или ее идеей.

* Levy-Bruhl.  Les  fonctions mentales dans les societes inferieures. Paris, 1912.

537

756 36. Мысль. Определенное через анализ мышления со­держание или материал мыслительной функции (сы.мышление).

757 37. Мышление. Я понимаю мышление как одну из че­тырех основных психологических функций (см. функ­ция). Мышление есть та психологическая функция, которая, следуя своим собственным законам, приводит данные содержания представлений в понятийную связь. Это есть апперцептивная деятельность, как та­ковая, она делится на активную и пассивную мысли­тельную деятельность. Активное мышление есть волевое действие, пассивное мышление лишь свершается — оно, случившийся факт. В первом случае я подвергаю со­держание представлений волевому акту суждения, во втором случае образуются понятийные связи, форми­руются суждения, которые подчас могут и противоре­чить моему намерению, могут и не соответствовать моей цели и поэтому не вызывать во мне чувства на­правления, хотя впоследствии я и могу, с помощью активного, апперцептивного акта, дойти до признания их направленности. Согласно этому, активное мышле­ние соответствовало бы тому, что я понимаю под на­правленным мышлением* (Пассивное) мышление было неточно охарактеризовано в вышеозначенном труде, как «фантазирование». Теперь я охарактеризовал бы его интуитивным мышлением.

758        Простое нанизывание представлений, называемое некоторыми психологами ассоциативным мышлени­ем**, я считаю не мышлением, а просто представле­нием. О мышлении же следовало бы говорить, по моему мнению, лишь там, где дело идет о связывании пред­ставлений при помощи понятий, где, следовательно, иными словами, имеет место акт суждения, безразлич­но, возникает ли этот акт суждения из нашего намере­ния, или нет.

Способность к направленному мышлению я назы­ваю интеллектом, способность к пассивному или не направленному мышлению я называю интеллектуаль­ной интуицией. Далее, направленное мышление, ин­теллект я называю рациональной (см.) функцией, по­тому что оно подводит содержания представлений под понятия на основании осознанной мной разумной нор-

759

* Юнг К. Г. Либидо: его метаморфозы и символы, с. 7 и далее.

** Джеймс У. Принципы психологии, с.464.

538

мы. Напротив, ненаправленное мышление, или интел­лектуальная интуиция, является для меня функцией иррациональной (см.), потому что оно судит и упоря­дочивает содержания моих представлений по нормам, которые мной не осознаны и потому не познаны в качестве разумных. В известных случаях, однако, я могу впоследствии понять, что и интуитивный акт суж­дения соответствует разуму, хотя он и сложился на пути, который является для меня иррациональным.

 760   Мышление, управляемое чувством (см.), я не рассматриваю как интуитивное мышление, но как мыш­ление, зависящее от чувства, т. е. такое мышление, которое не следует своему собственному логическому принципу, а подчиняется принципу чувства. В таком мышлении логические законы присутствуют лишь по видимости, в действительности же они сняты и заме­нены намерениями чувства.

38. Неполноценная функция (см. Подчиненная функция).

761  39. Образ (BUd). Когда я в этом труде говорю об образе, то разумею при этом не психическое отображение внешнего объекта, а такое созерцаемое, которое в по­этике именуется образом фантазии. Такой образ лишь косвенно связан с восприятием внешнего объекта — он покоится, скорее, на бессознательной деятельности фантазии и, будучи ее плодом, он является сознанию более или менее внезапно, как бы вроде видения или галлюцинации, не имея, однако, их патологического характера, т. е. не входя в клиническую картину бо­лезни. Образ имеет психологический характер фантасти­ческих представлений и никогда не имеет того, якобы реального характера, который присущ галлюцинации, т. е. он никогда не становится на место действительно­сти и всегда отличается, в качестве «внутреннего обра­за», от чувственной действительности. По общему пра­вилу, он лишен также всякой проекции в пространство, хотя в исключительных случаях он и может появиться до известной степени извне. Случаи такого рода следу­ет называть архаическими (см.), если только они не являются прежде всего патологическими, что, однако, отнюдь не отменяет их архаического характера. На примитивной ступени, т. е. в душевном укладе перво­бытного человека, внутренний образ легко переносится в пространство, как видение или слуховая галлюцина­ция, не получая от этого патологического значения.

539

762       Хотя по общему правилу образ не имеет значения действительного реального явления, однако для душев­ных переживаний он все же, при известных обстоя­тельствах, может иметь гораздо большее значение, т. е. ему может быть присуща огромная психологическая ценность, слагающая такую внутреннюю «действи­тельность», которая, при известных условиях, переве­шивает психологическое значение «внешней» действи­тельности. В таком случае индивид ориентируется не на приспособление к действительности, а на приспособ­ление к внутреннему требованию.

763       Внутренний образ есть сложная величина, слагающа­яся из самых разнородных материалов самого разнооб­разного происхождения. Однако это не конгломерат, но внутренне целостный продукт, имеющий свой собствен­ный, самостоятельный смысл. Образ есть концентриро­ванное выражение общего психического состояния, а не только и не преимущественно бессознательных содержа­ний, как таковых. Правда, он есть выражение бессозна­тельных содержаний, однако не всех содержаний вообще, а только сопоставленных в данный момент. Это сопостав­ление (констеллирование) возникает, с одной стороны, в результате самодеятельности бессознательного, с другой стороны, в зависимости от состояния сознания в данный момент, причем это состояние сознания всегда пробуж­дает и активность относящихся сюда сублиминальных материалов и пресекает те, которые сюда не относятся. Согласно этому, образ является выражением как бессоз­нательной, так и сознательной психической ситуации данного момента. Поэтому толкование его смысла не может исходить ни от одного сознания только, ни от одного бессознательного, но лишь от взаимоотношения того и другого.

764       Когда образу присущ архаический характер, я на­зываю его изначальным или исконным (опираясь на определение Якова Буркгардта). Об архаическом ха­рактере я говорю тогда, когда образ обнаруживает за­метное совпадение с известными мифологическими мо­тивами. Тогда образ является, с одной стороны, преимущественным выражением коллективно-бессоз­нательных материалов (см. коллективное), с другой стороны — показателем того, что состояние сознания данного момента подвержено не столько личному, сколько коллективному влиянию. Личный образ не

540

имеет ни архаического характера, ни коллективного значения, но выражает лично-бессознательные содер­жания и лично-обусловленное состояние сознания.

765  Изначальный образ (исконный), названный мной  также архетипом (см.), всегда коллективен, т. е. он одинаково присущ по крайней мере целым народам или эпохам. Вероятно, главнейшие мифологические моти­вы общи всем расам и всем временам; так, мне удалось вскрыть целый ряд мотивов греческой мифологии в сновидениях и фантазиях душевнобольных чистокров­ных негров.

 766   Изначальный образ есть осадок в памяти, — энграмма (Semon) — образовавшийся путем уплотнения бесчисленных, сходных между собой процессов. Это есть, прежде всего и с самого начала, осадок и тем самым это есть типическая основная форма известного, всегда возвращающегося душевного переживания. По­этому в качестве мифологического мотива изначаль­ный образ всегда является действенным и всегда снова возникающим выражением, которое или пробуждает данное душевное переживание, или же соответствующим образом формулирует его. Возможно, что изначальный образ есть психическое выражение для определенного физиологически-анатомического предрасположения. Если встать на ту точку зрения,  что определенная анатомическая структура возникла под воздействием условий окружающей среды на живое вещество, то изначальный образ, в его устойчивом и общераспрост-раненом проявлении, будет соответствовать столь же всеобщему и устойчивому внешнему воздействию, ко­торое именно поэтому должно иметь характер естест­венного закона. Таким образом, можно было бы уста­новить отношение мифа к природе   (например, отношение солнечных мифов к ежедневному восходу и заходу солнца или к столь же бросающейся в глаза смене времен года). Но в таком случае остался бы открытым вопрос, почему же тогда солнце и его кажу­щиеся изменения не являются прямо и неприкровенно содержанием мифа? Однако тот факт, что солнце или луна, или метеорологические процессы облекаются по крайней мере в аллегорическую форму, указывает нам на самостоятельное участие психики в этой работе, причем в данном случае психика уже отнюдь не может считаться лишь продуктом или отражением условий

541

767

768

окружающей среды. Иначе откуда же она вообще взяла бы свою способность самостоятельной точки зрения вне всяких чувственных восприятий? Откуда взялась бы вообще ее способность давать нечто большее или иное, чем подтверждение чувственных показаний? Поэтому мы неизбежно должны признать, что данная мозговая структура обязана тому, что она есть, не только воз­действию условий окружающей среды, но настолько же и своеобразным и самостоятельным свойствам живого вещества, т. е. закону, данному вместе с жизнью. По­этому данные свойства организма являются, с одной стороны, продуктом внешних условий, а с другой сто­роны, продуктом назначений, внутренне присущих живому. Согласно этому и изначальный образ, с одной стороны, должен быть несомненно отнесен к извест­ным, чувственно воспринимаемым, всегда возобновля­ющимся и потому всегда действенным процессам при­роды, а с другой стороны, и столь же несомненно он должен быть отнесен к известным внутренним предрас­положениям духовной жизни и жизни вообще. Свету организм противопоставляет новое образование, глаз, а процессам природы дух противопоставляет символи­ческий образ, воспринимающий процесс природы, точ­но так же как глаз воспринимает свет. И, подобно тому, как глаз есть свидетельство о своеобразной и самостоятельной творческой деятельности живого ве­щества, так и изначальный образ является выражением собственной и безусловной творческой силы духа.

Итак, изначальный образ есть объединяющее выра­жение живого процесса. Он вносит упорядочивающий и связующий смысл в чувственные и внутренние ду­ховные восприятия, являющиеся вначале вне порядка и связи, и этим освобождает психическую энергию от прикрепленности ее к голым и непонятным восприяти­ям. Но в то же время он прикрепляет энергии, осво­божденные через восприятие раздражений, к опреде­ленному смыслу, который и направляет деяния на путь, соответствующий данному смыслу. Наконец, из­начальный образ высвобождает никуда неприложимую, скопившуюся энергию, указывая духу на природу и претворяя простое естественное влечение в духовные формы.

Изначальный образ есть ступень, предшествующая идее (см.), это почва ее зарождения. Из нее разум

542

развивает через выделение конкретности (см.) необхо­димо присущее изначальному образу, некое понятие, именно идею, причем это понятие отличается от всех других понятий тем, что оно не дается в опыте, но открывается как нечто, лежащее даже в основе всякого опыта. Такое свое свойство идея получает от изначаль­ного образа, который, являясь выражением специфи­ческой структуры мозга, придает и всякому опыту оп­ределенную форму.

769   Размеры психологической действенности изначального образа определяются установкой индивида. Если установка вообще интровертна, то, вследствие отвле­чения либидо от внешнего объекта, естественно повы­шается значение внутреннего объекта, мысли. Отсюда возникает особенно интенсивное развитие мыслей по линии, бессознательно предначертанной изначальным образом, который вследствие этого вступает в сферу явлений сначала непрямым путем. Дальнейшее разви­тие мысли ведет к идее, которая есть не что иное, как изначальный образ, достигший мысленной формули­ровки. За пределы идеи ведет развитие обратной фун­кции, т. е. чувства, ибо  если идея постигнута интел­лектуально, то она стремится воздействовать на жизнь. Для этого она привлекает к делу чувство, которое, однако, в данном случае оказывается гораздо менее дифференцированным, нежели мышление, и поэтому более конкретным. Поэтому же чувство является не чистым, и так как оно не дифференцировано, то оно оказывается еще в слиянии с бессознательным. Тогда индивид оказывается неспособным сочетать такого ро­да чувство с идеей. В этом случае изначальный образ вступает во внутреннее поле зрения в качестве символа, в силу своей конкретной природы он, с одной стороны, овладевает чувством, находящимся в недифференцированном, конкретном состоянии, в силу же своей значи­мости, он, с другой стороны, захватывает и идею, им же порожденную и, таким образом, сочетает идею с чувством. В этой роли изначальный образ выступает в качестве посредника и этим вновь подтверждает свою спасительную действенность, которую он всегда обна­руживает в религиях. Поэтому то, что Шопенгауэр говорит об идее, я хотел бы отнести, скорее, к изна­чальному образу, ибо (как я пояснил уже в разделе, посвященном «идее») идею не следует понимать вполне

543

и всецело как нечто априорное, но в то же время и как нечто производное и развившееся из чего-то иного.

770       Поэтому я прошу читателя в приведенных ниже словах Шопенгауэра заменять каждый раз слово «идея» словом «изначальный образ», для того чтобы верно понять то, что я в данном случае разумею: «Ин­дивидом, как таковым идея никогда не познается — она познается только тем, кто поднялся над всяким волением и над всякой индивидуальностью до чистого субъекта познания; следовательно, она достижима только для гения и далее для того, кто в возвышении своей чистой познавательной силы, вызываемом боль­шей частью созданиями гения, пребывает в гениальном настроении; поэтому она передаваема не безусловно, а лишь условно, ибо воспринятая и повторенная, напри­мер, в произведении искусства идея действует на каждого только в соответствии с его собственной, интеллектуаль­ной ценностью и т.д.». «Идея есть единство, распавшееся на множество вследствие временной и пространственной формы нашего интуитивного восприятия». «Понятие по­добно безжизненному хранилищу, в котором действи­тельно лежит друг подле друга то, что в него вложили, но из которого нельзя и вынуть больше того, чем сколько в него вложено; идея же, наоборот, развивает в том, кто ее воспринял, такие представления, которые сравнитель­но с одноименным ей понятием оказываются новыми: она подобна живому, развивающемуся, одаренному произво­дительной силой организму, который создает то, что не лежало в нем припрятанным».*

771        Шопенгауэр ясно понял, что «идея» — или, по моему определению, «изначальный образ» — не может быть достигнута на том пути, на котором выстраивает­ся рассудочное понятие, или «идея», как понятие ра­зума (Begriff aus Notionen, как Vernunftbegriff)**, но что для этого необходим еще один элемент, по ту сторону формулирующего интеллекта, например, то, что он называет «гениальным настроением» и под чем разумеется не что иное, как некое состояние чувства. Ибо от идеи к изначальному образу можно прийти толь­ко продолжая путь, доведший до идеи, за предельную высоту ее до вступления в противоположную функцию.

* Мир как воля и представление. Т. 1, параграф 49.

** Критика чистого разума. (Такая идея, по Канту, есть понятие, превышающее возможность опыта.)

544

772   Преимуществом изначального образа перед ясностью идеи является его одаренность жизнью. Это есть самостоятельный, живой организм, «одаренный произ­водительной силой», ибо изначальный образ является унаследованной организацией психической энергии, устойчивой системой, которая является не только вы­ражением, но и возможностью течения энергетическо­го процесса. С одной стороны, он характеризует тот способ, которым энергетический процесс протекал от века, все возобновляясь и воспроизводя свой способ, с другой стороны, он все снова открывает возможность закономерного течения этого процесса, ибо он делает возможным такое восприятие или психическое пости­жение ситуаций, благодаря которому жизнь может продолжаться все далее. Таким образом, изначальный образ является необходимым противо-дополнением к инстинкту, который, с одной стороны, есть некое це­лесообразное действование, но, с другой стороны, пред­полагает столь же осмысленное, как и целесообразное восприятие каждой данной ситуации. Это восприятие данной ситуации и осуществляется этим образом, име­ющимся налицо априори. Он является удобно прило-жимой формулой, без которой восприятие новых фак­тических данных было бы невозможно.

773  40. Объективный уровень. (Объектная ступень). Под  интерпретацией (толкованием) на объективном уровне я имею в виду такое понимание сновидения или фан­тазии, при котором возникающие в них лица или об­стоятельства рассматриваются как относящиеся к объ­ективно реальным лицам или обстоятельствам. Это противополагается субъективному уровню (субъектной ступени) (см. ниже), при котором лица или обстоятель­ства, появляющиеся в сновидении, относятся исключи­тельно к субъективным величинам. Понимание сновиде­ний у Фрейда движется почти исключительно на объективном уровне, поскольку желания в снах истолко­вываются как относящиеся к реальным объектам или к сексуальным процессам, принадлежащим к физиологи­ческой, следовательно, вне-психологической сфере.

774   41. Ориентирование. Ориентированием я называю общий принцип какой-нибудь установки (см. установ­ка) . Всякая установка ориентируется по известной точ­ке зрения, независимо от того, сознательна эта точка зрения или нет. Так называемая «установка власти»

18 к. г. Юнг 545

ориентируется по точке зрения властвования нашего эго (см.) над подавляющими влияниями и условиями. «Установка мышления» ориентируется, например, по логическому принципу, как своему высшему закону. «Установка ощущения» ориентируется на чувственном восприятии данных фактов. 42. Отождествление (см. идентификация).

775 43. Ощущение. Согласно моему пониманию, — одна из основных психологических функций (см.). Вундт* так­же считает ощущение одним из элементарных психи­ческих феноменов. Ощущение или процесс ощущения есть та психологическая функция, которая, посредни­чая, передает восприятию физическое раздражение. Поэтому ощущение тождественно с восприятием. Ощу­щение следует строго отличать от чувства, потому что чувство есть совсем другой процесс, который может, например, присоединиться к ощущению в качестве «чувственной окраски», «чувственного тона». Ощуще­ние относится не только к внешнему физическому раз­дражению, но и к внутреннему, т. е. к изменениям во внутренних органических процессах.

776       Поэтому ощущение есть, прежде всего, чувствен­ное восприятие, т. е. восприятие, совершающееся по­средством чувственных органов и «телесного чувства» (ощущения кинестетические, вазомоторные и т. д.). Ощущение является, с одной стороны, элементом пред­ставления, потому что оно передает представлению перцептивный образ внешнего объекта, с другой сторо­ны, — элементом чувства, потому что оно через пер­цепцию телесного изменения придает чувству харак­тер аффекта (см.). Передавая сознанию телесные изменения, ощущение является представителем и фи­зиологических влечений. Однако оно не тождественно с ними, потому что оно является чисто перцептивной функцией.

777        Следует различать между чувственным (сенсуоз-ным) или конкретным (см.) ощущением и ощущением абстрактным (см.). Первое включает в себя формы, о которых речь шла выше. Последнее же обозначает от­влеченный вид ощущений, т. е. обособленный от дру-гих психологических элементов. Дело в том, что кон-

* К истории понятия ощущения см. Wundt, Grundz. d. phys. Psych., I, 350 Dessoir, Geschichte der neuern deutschen Psychologic Villa, Einl. in die Psych, der Gegenwart. v. Hartraann, Die moderne Psychologic.

546

кретное ощущение никогда не появляется в «чистом» виде, а всегда бывает смешано с представлениями, чув­ствами и мыслями. Напротив, абстрактное ощущение представляет собой дифференцированный вид воспри­ятия, который можно было бы назвать «эстетическим» постольку, поскольку он, следуя своему собственному принципу, обособляется как от всякой примеси разли­чий, присущих воспринятому объекту, так и от всякой субъективной примеси чувства и мысли, и поскольку он тем самым возвышается до степени чистоты, никог­да недоступной конкретному ощущению. Например, конкретное ощущение цветка передает не только вос­приятие самого цветка, но и его стебля, листьев, места, где он растет и т. д. Кроме того, оно тотчас же смеши­вается с чувствами удовольствия или неудовольствия, вызванными видом цветка, или с вызванными в то же время обонятельными восприятиями, или же с мысля­ми, например о его ботанической классификации. На­против, абстрактное ощущение тотчас же выделяет ка­кой-нибудь бросающийся в глаза чувственный признак цветка, например его яркокрасный цвет, и делает его единственным или главным содержанием сознания, в обособлении от всех вышеуказанных примесей. Абст­рактное ощущение присуще, главным образом, худож­нику. Оно, как и всякая абстракция, есть продукт фун­кциональной дифференциации и потому в нем  нет ничего первоначального. Первоначальная форма фун­кций всегда конкретна, т. е. смешанна (см. архаизм и конкретизм).  Конкретное ощущение,  как  таковое, есть явление реактивное. Напротив, абстрактное ощу­щение, как и всякая абстракция, никогда не бывает свободно от воли, т. е. от направляющего элемента. Воля, направленная на абстракцию ощущения, являет­ся выражением и подтверждением эстетической уста­новки ощущения.

 778   Ощущение особенно характерно для природы ребенка и примитивного человека, поскольку оно, во всяком случае, господствует над мышлением и чувст­вом, но не непременно над интуицией (см.). Ибо я понимаю ощущение как сознательное восприятие, а интуицию как ощущение бессознательное. Ощущение и интуиция представляются мне парой противополож­ностей или двумя функциями, взаимно компенсирую­щими одна другую, подобно мышлению и чувству.

18* 547

Функции мышления и чувства развиваются в качестве самостоятельных функций из ощущения как онтогене­тически, так и филогенетически. (Конечно, также и из интуиции, как необходимо восполняющей противопо­ложности ощущения). Индивид, чья установка в целом ориентируется ощущением, принадлежит к ощущаю­щему (сенситивному) типу (см.)

779        Ощущение, поскольку оно является элементарным феноменом, есть нечто безусловно данное, не подчи­ненное рациональным законам в противоположность мышлению или чувству. Поэтому я называю его фун­кцией иррациональной (см.), хотя рассудку и удается вводить большое число ощущений в рациональные свя­зи. Нормальные ощущения пропорциональны, т. е. при оценке они соответствуют — в той или иной степени — интенсивности физических раздражений. Патологиче­ские же ощущения не пропорциональны, т. е. они или ненормально снижены, или ненармально завышены; в первом случае они задержаны, во втором — преувели­чены. Задерживание возникает от преобладания другой функции над ощущением; преувеличение же от ненор­мального слияния с другой функцией, например, от слитности ощущения с еще недифференцированной функцией чувства или мысли. Но в этом случае пре­увеличение ощущения прекращается, как только сли­тая с ощущением функция выдифференцируется сама по себе. Особенно наглядные примеры дает психология неврозов, где очень часто обнаруживается значитель­ная сексуализация других функций (Фрейд), т. е. слит­ность сексуальных ощущений с другими функциями. 44. Персона, см. душа*

780 45. Подчиненная функция (низшая, недифференциро­ванная, неполноценная) (Minderwertige Function)**. Подчиненной функцией я называю такую функцию, которая отстает в процессе дифференциации. Как по-казывает опыт, почти невозможно, — вследствие не­благоприятных общих условий, — чтобы кто-нибудь развил одновременно все свои психологические функ­ции. Уже социальные требования ведут к тому, что

* См. соответствующий термин в: КСАП.

** Мы предпочли такое название функции, чтобы точнее указать на ее роль в диалектике взаимодействия функций и с целью избежать какого-либо истолкования в сторону психической ущербности инди­вида. — В.З.

548

человек прежде всего и больше всего дифференцирует (развивает) ту из своих функций, к которой он или от природы наиболее одарен, или которая дает ему самые очевидные реальные средства для достижения социаль­ного успеха. Очень часто, почти регулярно, человек более или менее всецело отождествляет себя с функ­цией, поставленной в наиболее благоприятные условия и поэтому особенно развитой. Так слагаются психоло­гические типы. При односторонности этого процесса развития одна или несколько функций неизбежно от­стают в развитии. Поэтому их можно подходящим об­разом охарактеризовать как «неполноценные», и при­том в психологическом, а не в психопатологическом смысле, ибо эти отсталые функции совсем не являются болезненными, но лишь отсталыми в сравнении с фун­кцией, стоящей в благоприятных условиях.

781  В большинстве случаев, т. е. в нормальных случаях, подчиненная функция остается осознанной, но при не­врозе подчиненная функция, напротив, погружается от­части или в большем своем составе в бессознательное. Ибо по мере того, как весь запас либидо направляется на функцию, имеющую преимущество, подчиненная функция развивается регрессивно, т. е. возвращается к своим архаическим первичным стадиям, вследствие че­го она становится несовместимой с сознательной и пер­вичной (преобладающей, ведущей) функцией. Если функция, которая нормально должна была бы быть сознательной, попадает в бессознательное, то в бессоз­нательное уходит и энергия, специфически присущая этой функции. Естественная функция, как, например, чувство, располагает энергией, свойственной ей от природы, она представляет из себя прочно организо­ванную, живую систему, которую ни при каких обсто­ятельствах нельзя вполне лишить ее энергии. Через погружение подчиненной функции в бессознательное остаток ее энергии тоже переводится в область бессоз­нательного, вследствие чего бессознательное приходит в состояние неестественного оживления. Отсюда у фун­кции, дошедшей до архаического состояния, возникают соответствующие фантазии (см.). Поэтому аналити­ческое освобождение подчиненной функции из бессоз­нательного возможно лишь через поднятие вверх бес­сознательных образов фантазии, которые были возбуждены именно функцией, опустившейся в бессоз-

549

нательное состояние. Через осознание этих фантазий опять вводится в сознание и подчиненная функция, и тем самым она получает возможность дальнейшего развития.