Доходы государства - это та часть имущества, которую каждый гражданин отдает государству для того, чтобы оно обеспечило за ним остальную часть или дало ему возможность приятно ее использовать.
Чтобы правильно определить размеры этих доходов, следует иметь в виду как нужды государства, так и нужды граждан. Не следует лишать народ действительно необходимого ради удовлетворения мнимых потребностей государства.
Мнимые потребности государства - это все то, чего требуют страсти и слабости тех, кто управляет: очарование необычного проекта, болезненная жажда суетной славы и некоторое бессилие рассудка перед фантазией. Нередко беспокойные умы, поставленные государем во главе правления, считали, что нужды государства - это нужды их мелких душ,
Ни один государе! венный вопрос не требует такого мудрого и благоразумного рассмотрения, как вопрос о том, какую часть следует брать у подданных и какую часть оставлять им.
Доходы государства надо измерять не тем, что парод может давать, а тем, что он должен давать. Если же их измеряют тем, что он может давать, то надо по крайней мере, чтобы он мог это давать всегда.
В некоторых государствах 81 было замечено, что небольшие страны, избавленные от налогов82, столь же бедны, как и окружающие их обремененные налогами страны. Главная причина тут в том, что небольшое государство при таких соседях не может иметь ни промышленности, ни ремесел, ни мануфактур, потому что во всех этих отношениях его стесняют множеством различных способов окружающие его большие государства. У этих государств есть и промышленность, и ремесла, и мануфактуры, которые они регламентируют так, что им достается вся приносимая ими выгода. При таком положении вещей малое государство по необходимости будет бедно, как бы ни были низки взимаемые там налоги,
Однако из факта бедности этих малых стран было выведено заключение, что для процветания трудолюбия в народе •необходимы высокие налоги. Было бы правильнее заключить, что их совсем не нужно. Дело в том* что все бедняки из соседних государств направляются в такие страны, чтобы предаваться там праздности; доведенные до отчаяния непосильным трудом, они все свое счастье видят в лени. Богатство страны пробуждает честолюбие в сердцах людей, а бедность поражает их отчаянием. В первом случае люди ищут удовлетворения в труде, а во втором - находят утешение в лени.
Природа справедлива к людям; она не оставляет без вознаграждения их труды. Она учит их трудолюбию, ибо с большей работой связывает и большее вознаграждение. Но если произвол власти лишил *их установленных природой наград, они проникаются отвращением к труду и праздность кажется им единственным благом.
Прикрепление народа к земле бывает иногда последствием завоевания. В таком случае раб, возделывающий землю, должен быть издольщиком у своего господина. Одни только отношения, основанные на общности выгоды и убытка, могут примирить тех, удел которых работать, с теми, удел которых наслаждаться.
Республика, принудившая народ обрабатывать для нее землю, не должна допускать, чтобы гражданин мог увеличивать платежи раба. В Лакедемоне не дозволяли этого: там полагали, что илоты будут лучше обрабатывать землю, если они будут знать, что их рабство не станет более тяжелым; там полагали, что господа будут лучшими гражданами, если будут довольствоваться тем, что они привыкли иметь,
Когда в монархии дворянство заставляет покоренный народ возделывать землю в свою пользу, то и тут тоже не следует допускать увеличения податей. Более того, хорошо, если государь будет довольствоваться своим доменом и военной повинностью. Если же он хочет взимать денежные налоги с рабов своих дворян83, то надо, чтобы за правильное поступление налогов был ответствен господин этих рабов; чтобы он уплачивал за них, а они возмещали ему уплаченное. Если же это правило не будет соблюдаться, то господин и сборщики налогов государя будут поочередно угнетать раба, передавая его друг другу из рук в руки до тех пор, пока он не погибнет от нищеты или не убежит от них в леса.
Все сказанное мною еще более необходимо для деспотического государства. Господин, который ежеминутно может лишиться своих земель и своих рабов, не очень склонен заботиться о них.
Петр I, желая по примеру Германии собирать налоги в денежной форме, сделал очень благоразумное распоряжение, которому до сих пор следуют в России. Дворянин собирает установленные подати с крестьян -и уплачивает их царю. Если число крестьян уменьшается, он платит, как и прежде; если число их увеличивается, он не платит больше прежнего. Таким образом, дворянин сам заинтересован в том, чтобы не притеснять своих крестьян.
В государстве, где все люди - граждане, где каждый владеет своей собственностью, как государь - своим государством, можно взимать налоги с лиц, с земли или с товаров, с двух из этих категорий или со всех трех вместе.
В подушном налоге способ обложения, строго пропорциональный имуществам, несправедлив. В Афинах граждане были разделены на четыре класса. Те, которые извлекали из своих имуществ 500 мер продуктов жидких или сухих, платили обществу один талант; те, которые имели 300 мер, вносили половину таланта; те, которые получали 200 мер, уплачивали 10 мин, или шестую часть таланта; граждане четвертого класса не платили ничего. Налог был справедлив, хотя и непропорционален: если он не был пропорционален имуществам, то был пропорционален нуждам. Было принято во внимание, что все нуждаются в равном минимуме необходимого для жизни; что этот минимум не подлежит обложению; что за необходимым для жизни следует полезное, которое следует облагать, но менее, чем излишнее; что высокое обложение излишнего препятствует излишеству.
При обложении земель производятся росписи, в которые вносят различные классы поземельных имуществ. Но определить эти различия очень трудно, и еще труднее найти людей, которые не были бы заинтересованы в том, чтобы скрывать их. Отсюда - два рода несправедливостей: несправедливости, зависящие от людей, и несправедливости, связанные с самим существом дела. Но если обложение в общем не чрезмерно велико, если необходимое оставлено народу в изобилии, то эти частные несправедливости ничтожны. Если же, напротив, народу оставят лишь то, что ему нужно в обрез для поддержания жизни, то малейшая диспропорция поведет к самым пагубным последствиям.
Нет большой беды, если некоторые граждане платят меньше, чем следует: их благосостояние всегда обращается на пользу обществу; но если некоторые лица платят слишком много - их разорение обратится во вред обществу. Если государство соразмеряет свое богатство с богатством отдельных лиц, то с обогащением последних увеличится вскоре и его богатство. Здесь все сводится к вопросу времени: начнет ли государство обогащать себя посредством разорения своих подданных или оно подождет, пока достигшие материального благосостояния подданные обогатят его? Станет ли оно пользоваться выгодами первого или второго способа обогащения? Начнет ли оно с богатства или кончит богатством?
Налоги на товары менее всего ощутительны для народа, потому что они не связаны с формальным требованием уплаты. Они могут быть так благоразумно распределены, что народ почти и знать не будет, что уплачивает их- Для этого особенно важно, чтобы уплата налога была возложена на того, кто продает товары. Последний прекрасно знает, что он платит не из своих средств; а в представлении покупателя, который в сущности уплачивает этот налог, он сливается в одно целое с ценой товара. Некоторые авторы сообщают, что Нерон отменил налог в размере одной двадцать пятой части с цены продаваемых рабов. Однако он только распорядился, чтобы этот налог уплачивал не покупатель, а продавец. Это распоряжение, оставлявшее весь налог без изменения, показалось отменой налога.
В Европе есть два государства, где установлены очень высокие налоги на напитки: в одном 84 налог уплачивается только производителем, в другом - он безразлично взимается со всех потребителей 8Г1. В первом - никто не ощущает тяжести налога; во втором - он считается тяжелым. Там гражданин ощущает лишь свободу не платить; здесь он ощущает лишь необходимость платить.
Кроме того, чтобы гражданин платил постоянно, приходится производить в его доме розыски, что в высшей степени противно свободе; и те, которые установили такого рода налоги, не имели счастья найти для этого удачной администрации.
Чтобы цена товара и налог, которым он облагается, могли образовать одно целое в представлении налогоплательщика, надо, чтобы между товаром и налогом существовало некоторое соотношение и чтобы малоценные вещи не облагались высоким налогом. Есть страны, где налог на товар в 17 или 18 раз превышает цену товара86. В таком случае государь не оставляет у подданных никаких иллюзий; они видят, что ими управляют неблагоразумно, и потому особенно остро ощущают свою несвободу.
Кроме того, чтобы государь мог собирать налог, столь несообразный с ценностью товара, надо, чтобы он сам продавал этот товар и чтобы народ больше нигде не мог покупать его, а это сопряжено с массой неудобств.
В таком случае злоупотребления становятся очень выгодными, .причем естественное наказание за них, предписываемое разумом и состоящее в конфискации товара, не в состоянии остановить их, тем более, что стоимость этого товара обыкновенно ничтожна. Поэтому приходится прибегать к чрезвычайным наказаниям, подобным тем, которые назначаются за величайшие преступления. При этом уничтожается всякая пропорциональность между наказаниями. Люди, нисколько не злонамеренные, наказываются, как злодеи, что в высшей степени противно духу умеренного правления.
Прибавлю, что, чем больше создается поводов для того, чтобы народ обманывал откупщиков, тем более обогащаются откупщики и разоряется народ. Чтобы прекратить злоупотребления, надо предоставить откупщику чрезвычайную власть, а тогда все погибло87.
Скажем мимоходом об установленном в некоторых государствах налоге на различные виды гражданских договоров. Чтобы защитить себя от Откупщика, необходимо большое знание дела, так как дела этого рода подлежат самому тонкому расследованию. Поэтому в качестве истолкователя уставов государя откупщик получает произвольную власть над чужим имуществом. Опыт показал, что было бы гораздо лучше заменить эти налоги обложением бумаги, на которой должен быть написан контракт.
В деспотическом государстве налоги должны быть очень низкими. Иначе, кто согласится заниматься там земледелием? Да и как платить большие подати при правлении, которое ничем не возмещает подданному то, что получает от него?
При страшной силе государя и крайнем бессилии народа необходимо, чтобы между ними не было ничего двусмысленного. Налоги должны быть так ясно установлены и способы взимания их так легки, чтобы сборщики не могли ни увеличивать, ни уменьшать их по собственному произволу. Некоторая часть натурой, подушная подать, налог на товары в размере определенного процента - вот что единственно приличествует такому правлению.
Хорошо, если в деспотическом государстве купцам дается личная охрана и к ним принято относиться с уважением; без этого они оказались бы бессильными при возможных столкновениях с чиновниками государя,
Фискальные наказания имеют ту особенность, что вопреки общему положению вещей они более строги в Европе, чем в Азии. В Европе конфискуют товары, иногда даже корабли и повозки, а в Азии не делают ни того, ни другого. Причина тут в том, что в Европе для купца есть судьи, которые могут оградить его от притеснения, между тем как деспотические судьи Азии сами являются в таком случае притеснителями. Что мог бы сделать купец против какого-нибудь паши, вздумавшего конфисковать его товары?
Произвол видит себя вынужденным несколько смягчить гнет и преодолевает сам себя. В Турции ввозная пошлина взимается только однажды, после чего перед купцом открывается вся страна. Ложные заявления относительно товара не навлекают ни конфискации, ни увеличения .пошлины. В Китае багаж лиц, не занимающихся торговлей, не подвергается освидетельствованию. В стране Могола контрабанда наказывается не конфискацией, а удвоением пошлины. Татарские государи, обитающие в городах Азии, почти ничего не взимают с провозимых товаров. И если в Японии торговая контрабанда считается уголовным преступлением, то это объясняется единственно желанием этой страны не иметь никакого общения с иностранцами, так что контрабанда является там не столько нарушением законов торговли, сколько нарушением законов, созданных для охраны безопасности государства.
Общее правило: чем больше свобода подданных, тем большие можно взимать с них налоги; и чем больше рабство, тем более приходится снижать их платежи. Так оно всегда было, и так всегда будет. Это правило самой природы, всегда и везде неизменное; ему подчиняются все страны - Англия, Голландия - и все государства, где свобода ограничена. вплоть до самой Турции. Швейцария составляет, по-видимому. исключение, так как там вообще не платят налогов; но особенная причина этого известна, и она даже подтверждает мою мысль. На этих бесплодных горах предметы продовольствия так дороги, а страна населена так густо, что швейцарец платит природе вчетверо больше, чем турок - султану.
Народ-властелин, каковы были афиняне и римляне, может освободить себя от всех налогов, потому что он царит над подвластными ему народами. Тогда он не платит пропорционально своей свободе, так как в этом отношении он уже не народ, а монарх.
Но общее правило остается неизменным. В умеренных государствах есть вознаграждение за тяжесть налогов: оно заключается в свободе. В деспотических государствах есть вознаграждение за лишение свободы: оно заключается в умеренности налогов.
В .некоторых монархиях Европы встречаются провинции 38, которые благодаря природе их политического правления находятся в лучшем положении, чем прочие. Обыкновенно говорят, что они слишком мало платят, так как при более строгом правлении они могли бы платить больше; при этом всегда является желание лишить их этой привилегии, имеющей тенденцию распространяться и на другие провинции, которые охотно воспользовались бы этими преимуществами.
Увеличение налогов допустимо в большей части республик, потому что гражданин, думающий, что он платит их самому себе, желает платить их и обычно благодаря природе этого правления имеет возможность это делать.
В монархии можно увеличивать налоги, потому что умеренный характер правления способствует там накоплению богатств: это как бы награда государю за то, что он уважает законы.
В деспотическом государстве налоги увеличивать нельзя, потому что нельзя еще более увеличить и без того доведенное до крайней степени рабство.
Подушный налог более свойствен рабству, налог на товары - свободе, потому что он не столь непосредственно затрагивает личность плательщика.
В деспотическом правлении государь обыкновенно не платит денег своим воинам и придворным, но наделяет их землями, вследствие чего там взимают немного налогов- Если же государь хочет платить деньгами, то наиболее естественным налогом будет в таком случае подушный налог. Но этот налог должен быть по необходимости очень умерен, так как там невозможно разделять плательщиков на различные классы, ибо при несправедливости и жестокости правления это повело бы к злоупотреблениям; необходимость заставляет сообразоваться при определении величины налога с тем, что могут платить наиболее бедные люди.
Для умеренного правления самый естественный налог - это налог на товары. Этот налог, в действительности уплачиваемый покупателем, хотя и взимаемый с продавца, есть ссуда, получаемая от купца покупателем; поэтому купец является общим должником государства и кредитором всех отдельных лиц. Он наперед уплачивает государству налог, который когда-нибудь будет ему уплачен покупателями; и он уже уплатил за покупателя налог, уплатив его за свои товары. Понятно поэтому, что, чем умереннее образ правления, чем более царит в нем дух свободы, чем в большей безопасности находятся имущества, тем легче купцу вносить вперед государству большие налоги, предоставляя таким образом ссуду частным лицам. В Англии купец авансом уплачивает государству от 50 до 60 фунтов стерлингов с каждой получаемой им бочки вина. Какой купец решился бы сделать что-либо подобное этому в стране, управляемой, как Турция? А если бы они решился, то как мог бы он сделать это в стране, где нет неприкосновенности имущества и где собственник может быть разорен в любой момент?
Преимущества свободы привели к тому, что люди стали злоупотреблять самой свободой. Видя, что умеренное правление дало превосходные результаты, они пожелали расстаться с этой умеренностью, получая большие налоги, пожелали получать налоги чрезмерные и, не поняв, что этот дар приносит рука свободы, обратились к рабству, которое всегда бесплодно,
Свобода привела к чрезмерным налогам; но чрезмерные налоги ведут к рабству, а рабство ведет к уменьшению налогов.
Азиатские монархи издают ежегодно указы, избавляющие от налогов какую-нибудь провинцию их государства89: каждое изъявление их воли - благодеяние. У нас же, в Европе90, указы государей огорчают подданных даже прежде, чем станет известно их содержание, потому что там всегда говорится о нуждах государей и никогда - о нуждах подданных.
Непростительная беспечность правителей азиатских стран, обусловленная образом правления и часто климатом, приносит народам ту выгоду, что их не обременяют беспрестанно новыми требованиями. Расходы там не возрастают, потому что там не создают новых проектов, а если когда-либо такие проекты и возникают, то их всегда доводят до конца, не ограничиваясь одним началом. Лица, управляющие государством, не держат его в постоянной тревоге, потому что они сами не охвачены тревогой. Что же касается нас, то установить какой-нибудь порядок в наших финансах нет возможности, потому что мы всегда знаем, что будем что-то делать, но никогда не знаем, что именно.
У нас великим министром называют уже не того, кто благоразумно распределяет общественные доходы, а того, кто отличается изворотливостью и всегда находит средства выпутаться из затруднительного положения.
Чрезмерные налоги были причиной той поразительной легкости, с которой магометане совершали свои завоевания. Народы, уплачивавшие ранее бесконечный ряд тяжких поборов, изобретаемых жадностью императоров, теперь должны были платить один простой налог, который было легко и уплачивать, и взимать. И они предпочитали повиноваться этим варварам, чем испорченному правительству, под властью которого им приходилось претерпевать все неудобства уже не существующей свободы вместе со всеми ужасами существующего рабства.
Новая болезнь распространилась в Европе; она захватила наших государей и заставила их содержать беспорядочную массу войск. Она усиливается и становится заразительной, ибо как только одно государство увеличивает то, что оно называет своими войсками, другие тотчас же делают то же самое, так что в результате не получается ничего, кроме всеобщего разорения. Каждый монарх держит наготове столько войска, сколько ему пришлось бы иметь разве лишь в том случае, если бы его народам угрожало истребление; и эти усилия всех против всех называют миром. Немудрено, что Европа до того разорена, что если бы частные лица оказались в положении трех самых богатых держав этой части света1, то им нечем было бы жить. Мы бедны, обладая богатствами и торговлей всего мира; и при нашем желании иметь побольше солдат скоро ничего не будем иметь, кроме солдат, и станем подобны татарам.
Большие государства, не довольствуясь наймом войск у мелких государей, стараются приобретать себе повсюду за деньги союзников, что почти всегда означает бросать деньги на ветер.
Следствием такого положения является непрерывное возрастание налогов, а также то исключающее всякую возможность исцеления обстоятельство, что войны ведутся уже не на доходы, а на самый капитал. И уже теперь мы видим, что государства нередко закладывают свои земли даже во время мира и употребляют для собственного разорения средства, которые они называют чрезвычайными и которые, действительно, настолько чрезвычайны, что едва ли до них может додуматься самый расточительный молодой наследник,
Обычай великих империй Востока освобождать от налогов пострадавшие провинции следовало бы ввести и в монархических государствах. Во многих из них он существует, но стал для них только лишним отягощением, так как там государь не уменьшает общей цифры налогов, взимаемых со всего государства, вследствие чего все государство и является солидарным в их уплате. Чтобы облегчить одну деревню, которая платит неисправно, обременяют другую, которая платит исправнее, и, не оказав существенной помощи первой, разоряют последнюю. Народ, раздираемый между необходимостью платить из страха вымогательств и опасностью платить из страха надбавки, приходит в отчаяние.
Хорошо управляемое государство должно всегда держать в запасе определенную сумму на непредвиденные нужды. Общество подобно отдельным лицам, которые разоряются, если расходуют без остатка доходы со своих земель.
Круговая порука среди жителей одного и того же села оправдывалась тем, что в противном случае можно было бы
предположить с их стороны заговор с целью обмана. Но не бессмысленно ли устанавливать на основании одних предположений правило, которое само по себе несправедливо и разорительно для государства?
Казенное управление есть управление хорошего семьянина, который сам расчетливо и благоразумно заведует своими доходами.
При казенном управлении государь властен ускорять или замедлять взимание налогов, смотря по собственным нуждам или нуждам своих народов. При казенном управлении он сохраняет для государства огромные барыши откупщиков, которые разоряют страну всевозможными способами. При казенном управлении он избавляет народ от неприятного зрелища внезапного обогащения отдельных лиц. При казенном управлении собранные деньги проходят через немногие руки; они идут прямо к государю и, следовательно, скорее возвращаются к народу. При казенном управлении государь избавляет народ от бесчисленного множества дурных законов, которые всегда вынуждает у него жадность откупщиков, преследующих выгоды настоящего посредством мероприятий, гибельных для будущего.
И так как тот, у кого есть деньги, всегда имеет некоторую власть над людьми, то откупщик приобретает деспотическую власть даже над самим государем. Он не может сам издавать законы, но заставляет государя издавать их.
Допускаю, что иногда бывает полезно начать с отдачи на откуп какого-нибудь вновь установленного налога. Для предупреждения обманов нужны искусство и изобретательность, на которые неспособны чиновники и которые, естественно, внушаются откупщику его личным интересом. Однако после того как откупщик установит систему взимания данного налога, можно с успехом перейти к казенному управлению. В Англии система управления акцизом и почтовыми доходами в том виде, как она теперь существует, была заимствована у откупщиков.
В республиках доходы государства почти всегда находятся в казенном управлении. Противоположный этому порядок был большим недостатком правления Рима. В деспотических государствах, где установлено казенное управление, народы бесконечно счастливее: примеры - Персия и Китай. Несчастнее, же всего те страны, где государь отдает на откуп морские порты и торговые города. История монархий содержит бесчисленные примеры зол, причиненных откупщиками.
Нерон, возмущенный вымогательствами сборщиков податей, задумал неосуществимый и великодушный проект отмены всех налогов. Он не изобрел казенного управления, но издал четыре указа, которыми повелевалось: чтобы законы, изданные против откупщиков и до сих пор содержавшиеся в тайне, были обнародованы; чтобы откупщики лишались права взыскивать то, на что они не предъявляли требований в продолжение года; чтобы был назначен претор для обсуждения их требований без всяких формальностей; чтобы купцы был;1 избавлены от уплаты пошлин за свои суда. Вот хорошие дни царствования этого императора.
Все погибло, если корыстная профессия откупщиков сделается благодаря их богатствам еще и уважаемой профессией. Это явление может быть уместно в деспотических государствах, где сбор налогов нередко составляет часть служебных обязанностей самих губернаторов. Но оно неуместно в республике, и подобное явление было причиной падения римской республики. Не менее неуместно это и в монархиях: нет ничего более противного духу этого правления. Прочие сословия проникаются недовольством, исчезает всякое уважение к чести, люди начинают пренебрегать более медленными и естественными средствами отличиться, и правление .поражено в самом своем принципе.
В минувшие времена также нередко происходили скандальные обогащения; это было одно из бедствий пятидесятилетней войны; но тогда эти богатства презирали, а мы ими восхищаемся. У всякой профессии - свой удел. Удел тех, которые собирают налоги и богатства, как бы в вознаграждение за их профессию и есть это самое богатство. Честь и слава - удел знати, которая не знает, не видит, не понимает иного истинного блага, кроме славы и чести. Почет и уважение остаются на долю тех министров и чиновников, которые, получая в награду за свой труд все новые и новые труды, дни и ночи неустанно трудятся на пользу государства.
Если справедливо, что характер ума и страсти сердца чрезвычайно различны в различных климатах, то законы должны соответствовать и различию этих страстей, и различию этих характеров.
Холодный воздух производит сжатие окончаний внешних волокон нашего тела, отчего напряжение их увеличивается и усиливается приток крови от конечностей к сердцу. Он вызывает сокращение этих мышц и таким образом еще более увеличивает их силу. Наоборот, теплый воздух ослабляет наружные волокна, растягивает их и, следовательно, уменьшает их силу и упругость.
Поэтому в холодных климатах люди крепче. Деятельность сердца и реакция окончаний волокон там совершаются лучше, жидкости находятся в большем равновесии, кровь энергичнее стремится к сердцу, и сердце в свою очередь обладает большей силой. Эта большая сила должна иметь немало последствий, каковы, например, большее доверие к самому себе, т. е. большее мужество, большее сознание своего превосходства, т. е. меньшее желание мстить, большая уверенность в своей безопасности, т. е. больше прямоты, меньше подозрительности, политиканства и хитрости. Поставьте человека в жаркое замкнутое помещение, и он по вышеуказанным причинам ощутит очень сильное расслабление сердца. И если бы при таких обстоятельствах ему предложили совершить какой-нибудь отважный поступок, то, полагаю, он выказал бы очень мало расположения к этому. Расслабление лишит его душевной бодрости, он будет бояться всего, потому что будет чувствовать себя ни к чему не способным. Народы жарких климатов робки, как старики; народы холодных климатов отважны, как юноши. Обратив внимание на последние войны 92, которые по своей близости к нам позволяют подметить некоторые легкие и незаметные издали влияния, мы увидим, что народы севера, сражаясь в южных странах, не совершили там таких прекрасных подвигов, как их соотечественники, которые, сражаясь в своем родном климате, обладали всем своим мужеством.
Благодаря силе своих мышц народы севера извлекают из пищи самые грубые соки. Отсюда два последствия: во-первых, частицы лимфы вследствие их значительного размера крепче утверждаются в волокнах и лучше питают их, во-вторых, по причине своей грубости они менее способны придавать некоторую остроту нервному соку, поэтому у этих народов будут крупные тела и мало живости,
Нервы, которые со всех сторон примыкают к нашей кожной ткани, соединены в нервные пучки. Обыкновенно возбуждается не весь нерв, а лишь бесконечно малая часть его. В жарких климатах, где кожная ткань ослаблена, концы нервов развернуты и доступны самому слабому действию самых ничтожных предметов. В холодных странах кожная ткань сокращена, бугорки ее сжаты и малые нервные клеточки как бы парализованы; впечатление доходит до мозга лишь в том случае, если оно чрезвычайно сильно и овладевает всем нервом целиком. Но известно, что воображение, вкус, чувствительность и живость зависят от восприимчивости к бесконечному множеству малых впечатлений,
Я наблюдал внешнюю ткань языка овцы в том месте, где она кажется невооруженному глазу покрытой бугорками. В микроскопе я заметил, что эти бугорки покрыты волосиками, чем-то вроде пуха, а между бугорками находились пирамидки, которые заканчивались как бы кисточками. Есть большая вероятность, что эти пирамидки и составляют главный орган вкуса.
Я заморозил половину этого языка и увидел простым глазом, что бугорки значительно уменьшились, а несколько рядов их углубилось в свои влагалища. Обследовав ткань под микроскопом, я уже совсем не увидел пирамидок. По мере того как язык оттаивал, бугорки заметно для простого глаза приподнимались, а в микроскопе можно было наблюдать постепенное появление нервных кисточек.
Это наблюдение подтверждает сказанное мною о том, что в холодном климате нервные кисточки менее развернуты, они углубляются в свои влагалища, которые защищают их от действия внешних предметов, понижая, таким образом, живость ощущений.
В холодных климатах чувствительность человека к наслаждениям должна быть очень мала, она должна быть более значительна в странах умеренного климата и чрезвычайно сильна в жарких странах. Подобно тому как различают климаты по градусам широты, их можно было бы различать, так сказать, и по степеням чувствительности людей. Я видел оперы в Италии и Англии: те же были пьесы и те же актеры, но одна и та же музыка производила на людей обеих наций столь различное впечатление, так мало волновала одну и приводила в такой восторг другую, что все это казалось непонятным.
Так обстоит дело и с ощущением боли: она возбуждается п пас разрывом волокон нашего тела. Создатель природы устроил так, что боль ощущается тем сильнее, чем значительнее эти разрывы. Но очевидно, что массивные тела и грубые волокна народов севера способны подвергаться такому расстройству менее, чем нежные волокна народов жарких стран, душа их поэтому менее чувствительна к ощущению боли. Чтобы пробудить в московите чувствительность, надо с него содрать кожу.
При такой нежности органов людей жарких стран душа их в высшей степени восприимчива ко всему, что связано с соединением обоих полов; там все ведет к этому предмету.
В северном климате физическая сторона любви едва ощущается с достаточной силой; в умеренном климате любовь, сопровождаемая бесчисленными аксессуарами, прельщает разными приманками, которые кажутся любовью, хотя на самом деле все это еще не любовь; в более жарком климате любовь любят ради нее самой, там она единственная причина счастья, там она сама жизнь.
В южных странах организм нежный, слабый, но чувствительный, предается любви, которая беспрерывно зарождается и удовлетворяется в гареме, а при более независимом положении женщин связана со множеством опасностей. В северных странах организм здоровый, крепко сложенный, но тяжеловесный, находит удовольствие во всякой деятельности, которая может расшевелить душу: в охоте, странствованиях, войне к вине. В северном климате вы увидите людей, у которых мало пороков, немало добродетелей и много искренности и прямодушия. По мере приближения к югу вы как бы удаляетесь от самой морали: там вместе с усилением страстей умножаются преступления, и каждый старается превзойти других во всем, что может благоприятствовать этим страстям. В странах умеренного климата вы увидите народы, непостоянные в своем поведении и даже в своих пороках и добродетелях, так как недостаточно определенные свойства этого климата не в состоянии дать им устойчивость.
В климате чрезмерно жарком тело совершенно лишается силы. Тогда расслабление тела переходит и на душу: такой человек ко всему равнодушен, не любопытен, не способен ни на какой благородный подвиг, ни на какое проявление великодушия, все его склонности приобретают пассивный характер, лень становится счастьем, там предпочитают переносить наказания, чем принуждать себя к деятельности духа, и рабство кажется более легким, чем усилия разума, необходимые для того, чтобы самому управлять собою.
Индийцы от природы лишены мужества. Даже европейцы, рожденные в Индии, утрачивают мужество, свойственное европейскому климату. Но как совместить с этим их жестокость, их обычаи и варварские наказания? Мужчины там подвергают себя невероятным мукам, а женщины сами себя сжигают: вот сколько силы при такой слабости.
Природа, которая дала этим людям слабость, делающую их робкими, наделила их вместе с тем столь живым воображением, что все поражает их сверх меры. Та же самая чувствительность органов, которая заставляет их бояться смерти, заставляет их страшиться многого более смерти. И та же самая чувствительность, которая заставляет их избегать опасностей, дает им силу презирать эти опасности.
Подобно тому как хорошее воспитание более необходимо для детей, чем для людей зрелого ума, народы этих климатов более нуждаются в мудрых законодателях, чем пароды нашего климата. Чем люди впечатлительнее, тем важнее, чтобы получаемые ими впечатления были правильными, чтобы они. не усваивали предрассудков и чтобы ими руководил разум.
Во времена римлян народы Северной Европы жили без ремесел, без воспитания и почти без законов; и тем не менее благодаря одному лишь здравому рассудку, связанному с грубыми волокнами тела жителей этих климатов, они с удивительной мудростью противостояли римскому могуществу и, наконец, вышли из своих лесов, чтобы разрушить его.
Если к этой нежности органов, благодаря которой народы Востока получают самые сильные в мире впечатления, вы присоедините некоторую леность ума, естественно, связанную с такою же ленью тела, что делает их неспособными ни к какому подвигу, ни к какому усилию, ни к какому самообладанию, вы поймете, почему душа их, раз восприняв те или иные впечатления, не может уже более изменить их. Вот отчего законы, нравы и обычаи, относящиеся даже к таким, невидимому, безразличным вещам, как одежда, остаются и теперь на Востоке такими, какими они были тысячу лет тому назад.
Индийцы полагают, что покой и небытие составляют основу и конец всего существующего. Таким образом, полное бездействие является для них самым совершенным состоянием и главным предметом их желаний. Они дают верховному существу название неподвижного. Жители Сиама считают, что высшее блаженство состоит в том, чтобы не быть обязанным приводить в движение свое тело.
В этих странах, где чрезмерная жара обессиливает и подавляет людей, покой доставляет такое наслаждение, а движение так тягостно, что эта метафизическая система кажется вполне естественной. Будда, законодатель Индии, следовал внушению собственных чувств, рекомендуя людям состояние полной пассивности; но его учение, порожденное созданной климатом ленью и в свою очередь поощряющее эту лень, причинило неисчислимое зло.
Законодатели Китая93 проявили более здравого смысла:
имея в виду не то состояние покоя, к которому некогда придут люди, а ту деятельность, которая им необходима для выполнения житейских обязанностей, они дали своей религии, своей философии и своим законам чисто практическое направление. Чем более физические причины склоняют людей к покою, тем более должны удалять их от него причины моральные.
Земледелие - самый важный труд людей. Чем более климат побуждает их избегать этого труда, тем более должны поощрять их к нему религия и законы. Поэтому законы Индии, которые отдают земли государям и лишают частных лиц духа собственности, усиливают неблагоприятное влияние климата, т. е. производимую им леность.
Такое же зло производит там и монашество. Оно родилось в жарких странах Востока, где люди более склонны к созерцанию, чем к деятельности.
В Лзии количество дервишей, или монахов, видимо возрастает по мере того, как климат становится более жарким;
Индия, где жара достигает своего предела, переполнена ими. То же соотношение наблюдается и в Европе-
Чтобы победить внушаемую климатом лень, законы должны были бы лишить людей всякой возможности жить не работая. Но на юге Европы они действуют в обратном направлении: они ставят людей, желающих быть праздными, в положение, благоприятствующее созерцательной жизни, и связывают с этим положением огромные богатства. Эти люди, живя в таком изобилии, которое даже тяготит их, естественно, уделяют свои излишки простому народу. Последний утратил собственность; они вознаграждают его за это возможностью наслаждаться праздностью; и он в конце концов начинает любить даже свою нищету.
В описаниях Китая рассказывается о ежегодно совершаемой императором церемонии открытия земледельческих работ. Цель этого публичного и торжественного акта - побудить народ заниматься земледелием.
Сверх того, императора каждый год извещают о наиболее отличившемся в своем занятии земледельце, которого он и производит в мандарины восьмого разряда.
У древних персов ежегодно в восьмой день месяца chorrem ruz государи покидали свои пиршества, чтобы разделять пищу с пахарями. Все это превосходные установления для поощрения земледелия.
В книге девятнадцатой я покажу, что ленивые нации обыкновенно отличаются тщеславием. Можно было бы обратить следствие против его причины и бороться с ленью посредством тщеславия. На юге Европы, где народы так чувствительны к почестям, следовало бы назначать премии наиболее отличившимся в своем деле земледельцам и ремесленникам. Эта мера хороша даже для всякой страны. В наши дни она способствовала учреждению в Ирландии одной из самых значительных во всей Европе мануфактур полотна.
В жарких странах водянистая часть крови сильно улетучивается вследствие испарины, и ее нужно восполнять подобною же жидкостью. Поэтому вода там в большом употреблении;
крепкие же напитки произвели бы там сгущение кровяных шариков, которые остаются после испарения водянистых частей крови.
В холодных странах водянистая часть крови испаряется слабо, она остается в крови в изобилии, поэтому там можно употреблять спиртные напитки, не опасаясь сгущения крови. Там тела переполнены влагой, и крепкие напитки, усиливающие движение крови, не будут неуместны.
Закон Магомета, запрещающий пить вино, является, таким образом, законом самого климата Аравии; известно, что вода и до Магомета была обычным напитком арабов. Карфагенский закон, запрещавший употребление вина, был тоже законом климата; и в самом деле, обе эти страны имеют почти одинаковый климат.
Подобный закон не годился бы для холодных стран, где в силу климата развивается некоторое национальное пьянство, сильно отличающееся от пьянства отдельного лица. Пьянство распространено по всей земле в прямом отношении к холоду и сырости климата. Двигаясь от экватора к нашем полюсу, вы увидите, что пьянство возрастает вместе с градусами широты. Двигаясь от экватора к полюсу, противоположному нашему, вы увидите, что тут оно возрастает в направлении к югу, подобно тому как там возрастало в направлении к северу.
Естественно, что там, где употребление вина противно климату, а следовательно, и здоровью, злоупотребление им наказывается строже, чем в странах, где дурные последствия пьянства не велики как для личности, так и для общества и где оно только дурманит людей, а не делает их свирепыми. Поэтому закон, каравший пьяного человека и за совершенный им проступок, и за его пьянство, касался только его личного, а не национального пьянства. Немец напивается по обычаю, испанец - по личному желанию.
В жарких странах вследствие расслабленного состояния волокон происходит сильное выделение жидкостей посредством испарения, но твердые части тела сохраняются лучше. Волокна, действующие вяло и с малым напряжением, почти не изнашиваются, и требуется немного питательных соков для их восстановления; поэтому люди там очень умеренны в пище.
От различия в потребностях, порождаемого различием климатов, происходит различие в образе жизни, а от различия в образе жизни - - различие законов. Для народа, у которого существует большое общение между людьми, нужны одни законы, для народа, у которого такого общения нет, - другие.
Геродот говорит, что законы евреев о проказе были заимствованы ими у египтян. В самом деле, одинаковые болезни требуют одинаковых лекарств. Эти законы были неизвестны грекам и первым римлянам, так же как и сам вызвавший их недуг. Климат Египта и Палестины сделал их необходимыми, а легкость, с которой распространяется эта болезнь, служит нам достаточным доказательством предусмотрительности и мудрости этих законов.
Мы и сами испытали их действие. Крестовые походы занесли к нам проказу, а благоразумные меры, принятые против нее, не дали ей распространиться в массе народа.
Из законов лангобардов видно, что эта болезнь была распространена в Италии до крестовых походов и обратила там на себя внимание законодателей. Ротарь повелел, чтобы прокаженный, изгнанный из своего дома и удаленный в особое место, был лишен права распоряжаться своим имуществом, так как с того момента, как его выбросили из его дома, он уже считался умершим. Чтобы устранить всякое общение с прокаженными, их лишали гражданских прав.
Я думаю, что эта болезнь была занесена в Италию завоеваниями греческих императоров, в войсках которых могли быть отряды из Палестины или Египта. Как бы то ни было, дальнейшее ее распространение было остановлено до времени крестовых походов.
Говорят, что солдаты Помпея, возвратившись из Сирии, принесли оттуда болезнь, весьма сходную с проказой. Не сохранилось никаких сведений о принятых против нее мерах, но. надо полагать, что такие меры были, так как эта болезнь была приостановлена до времен лангобардов.
Два века тому назад болезнь, неизвестная нашим отцам, проникла из Нового Света в наш и стала поражать человеческую природу в самом источнике жизни и наслаждений. Большая часть самых знатных фамилий юга Европы погибла от пагубного недуга, который стал до того обычным, что его уже перестали стыдиться. Упрочила эту болезнь жажда золота, за которым люди постоянно устремлялись в Америку, принося оттуда все новые и новые семена заразы.
Благочестивое нравственное чувство требовало сохранения этой кары за преступление, но бедствие проникло в недра брака и заразило даже детей.
Поскольку мудрость законодателей должна охранять здоровье граждан, было бы весьма благоразумно остановить распространение заразы посредством законов, составленных по образцу законов Моисеевых.
Чума производит свои опустошения еще быстрее и внезапнее. Главный источник ее находится в Египте, откуда она распространяется по всему свету. Большая часть государств Европы приняла очень хорошие меры, чтобы не допустить ее к себе, и в наше время найдено превосходное средство остановить ее распространение: зачумленная область оцепляется войсками, которые делают невозможным всякое сообщение
с нею.
Турки, которые не принимают никаких мер против чумы, видят, как в одном и том же городе христиане избегают опасности, а они одни погибают. Они покупают одежды зачумленных, носят их и не изменяют обычного образа жизни. Учение о неумолимой судьбе, которая всем управляет, обращает правителя в невозмутимого зрителя; он думает, что бог уже сделал все, что нужно, и ему больше нечего делать.
Из истории не видно, чтобы римляне причиняли себе смерть без причины; но англичане убивают себя даже при счастливейших обстоятельствах жизни, так что невозможно бывает понять, что привело человека к такому решению. У римлян самоубийство было следствием их воспитания, оно имело основание в их образе мыслей и в их обычаях; у англичан оно есть следствие болезни, имеет свое основание в физическом состоянии организма и ни от какой другой причины не зависит.
Весьма вероятно, что оно связано с недостаточной фильтрацией нервного сока. Организм, двигательные силы которого остаются в постоянном бездействии, становится в тягость самому себе; душа не испытывает боли, но ощущает некоторую трудность существования. Больесть местное зло, которое возбуждает в нас желание избавиться от этого зла-; но чувство тягости жизни не имеет определенного места и возбуждает в нас желание прекратить эту жизнь.
Без сомнения, в некоторых странах законы, карающие самоубийство, не лишены разумного основания; но карать его в Англии - все равно, что карать поступки помешанного.
Для нации, у которой порождаемая климатом болезнь удручает душу до такой степени, что поселяет в ней отвращение ко всему на свете, вплоть до самой жизни, для людей, которым все стало невыносимо, - наиболее подходящим образом правления был бы тот, при котором они не могли бы возлагать вину за свое несчастье на одно лицо, при котором страной управляют не столько люди, сколько законы, и потому для изменения государственного строя пришлось бы ниспровергать самые законы.
И если бы при этом та же. нация получила от климата некоторую нетерпеливость характера, которая не позволяла бы ей долго терпеть однообразие, то очевидно, что образ правления, о котором мы только что говорили, оказался бы для нее еще более подходящим.
Эта нетерпеливость характера сама по себе еще не имеет большого значения, но в соединении с мужеством она может стать великим благом.
Она не похожа на ту легкость, с которой люди принимаются за дела неизвестно зачем и оставляют их неизвестно почему. Она ближе к настойчивости, потому что порождается таким живым ощущением зла, которое не притупляется даже привычкой терпеть его.
Такой характер у народа свободного был бы очень большим препятствием для происков тирании, действия которой обыкновенно бывают столь же вялы и медлительны при ее начале, как они быстры и решительны в конце, которая начинает помогать одной рукой для того, чтобы вслед затем угнетать всем бесчисленным множеством своих рук.
Порабощению всегда предшествует усыпление. Но народ, который не знает покоя ни в каком положении, который постоянно как бы ощупывает себя, обнаруживая все свои больные места, такой, народ не может поддаться сну.
Политика - беззвучная пила, которая незаметно совершает свою работу и медленно достигает своей цели. Но люди, о которых мы только что говорили, не были бы б состоянии выдержать .медлительность, мелочность хладнокровных переговоров; тут они нередко оказывались бы слабее всякой другой нации и могли бы утратить посредством своих трактатов то, что приобрели своим оружием.
Наши отцы - древние германцы - жили в климате, где страсти людей не были бурными. В своих законах они принимали вещи такими, какими видели их, не давая простора собственной фантазии. Судя об обидах, нанесенных мужчинам, по величине полученных им ран, они с той же простотой оценивали и обиды, нанесенные женщинам. Очень своеобразен в этом отношении закон аллеманов. За обнажение головы женщины надо было платить штраф в шесть солидов, за обнажение ее ноги до колена - столько же и вдвое больше - за обнажение выше колена. Кажется, закон измерял величину оскорбления, нанесенного женщине, так, как измеряют величину геометрической фигуры; он наказывал не преступление воображения, а преступление глаз. Но когда одна из германских наций переправилась в Испанию, климат этой страны внушил ей совсем иные законы. Закон вестготов позволял .медикам пускать кровь свободнорожденной женщине только, в присутствии ее отца или матери, брата, сына или дяди, Воображение народов воспламенилось, а от него разгорелось и воображение законодателей; закон стал подозревать во всем народ, который сам был способен все заподозрить.
Поэтому законы эти отнеслись с величайшим вниманием к поведению обоих полов. Но, судя по установленным ими наказаниям, они, кажется, стремились более удовлетворять требования личной мести, чем требования общественной мести. Так, в большинстве случаев они отдавали обоих виновных в рабство родителям или оскорбленному супругу. Свободнорожденная женщина, отдавшаяся женатому человеку, предоставлялась в полное распоряжение его супруги. Эти законы обязывали рабов связать и привести к мужу женщину, застигнутую ими во время прелюбодеяния. Они разрешали детям этой женщины обвинять свою мать и подвергать ее рабов пытке, для того чтобы уличить ее. Поэтому эти законы были более пригодны для утонченной разработки определенного вопроса чести, чем для должной охраны нравов. И не надо удивляться, если граф Юлиан полагал, что оскорбление подобного рода требовало гибели его отечества и его короля. Нет ничего удивительного и в том, что при подобном состоянии нравов мавры так легко смогли поселиться в Испании, удержаться там и замедлить падение своей империи.
Японский народ обладает таким свирепым характером, что его законодатели и правители не могли питать к нему никакого доверия. Они говорят ему только о судьях, угрозах и наказаниях. Японец и шагу не может ступить без полицейского надзора, Эти законы, которые из пяти глав семейства ставят одного как бы правителем над четырьмя прочими, эти законы, которые за одно преступление карают всю семью или целый квартал, эти законы, для которых нет невинных там, где, может быть, имеется один виноватый, - эти законы созданы для того, чтобы люди не доверяли друг другу, чтобы каждый следил за поведением другого и был для него сыщиком, свидетелем и судьей.
Индийский народ, напротив, кроток, нежен и сострадателен, поэтому его законодатели выказали к нему большое доверие. Они установили немного наказаний и притом не очень строгих и не со всей строгостью применяемых. Они поручили племянников дядям и сирот - опекунам, как у других поручают детей их отцам; они основали право наследования на признании наследника достойным. Кажется, что они думали, что каждый гражданин должен полагаться на природные добрые качества прочих граждан.
Они охотно отпускают на волю своих рабов, они женят их, они обращаются с ними, как со своими детьми. Счастливый климат, который порождает чистые нравы и производит кроткие законы!